сейчас никто не желает заниматься этой работой. Такая эта Индия.
На первой кровати лежал старик. Он был голый, худой как скелет. Казалось, он мертв, но глаза его были широко раскрыты; на нас он посмотрел без всякого выражения. У него был небывалых размеров член, возлежавший на животе в сморщенном виде. Доктор подошел к нему, пощупал лоб. Мне показалось, что он сунул ему в рот таблетку, но мне было не очень видно, поскольку я находился в изножье кровати.
– Это – садху, – сказал доктор, – его детородный орган посвящен богу, и одно время его обожали бесплодные женщины, но он не оплодотворил ни одну из них.
Потом он двинулся дальше, я последовал за ним. Он останавливался у каждой кровати, а я держался поодаль, рассматривая лица больных. Возле некоторых он задерживался подолгу, что-то тихо говорил им и раздавал лекарства. Возле других приостанавливался на минутку пощупать лоб. Стены палаты были заплеваны пережеванным бетелем, оставляющим красные пятна, стояла нестерпимая духота. Либо это зловоние вызывало ощущение удушающей духоты. Потолочные вентиляторы не работали. Доктор повернул обратно, и я молча последовал за ним.
– Его здесь нет, – сказал я, – среди этих людей его нет.
Он снова отодвинул штору вестибюля и с неизменной любезностью пропустил меня вперед.
– Жара невыносимая, – сказал я, – а вентиляторы не работают, непостижимо.
– В Бомбее по ночам очень слабое напряжение, – ответил он.
– Притом что у вас есть атомная электростанция в Тробее, я видел с набережной ее трубы.
Он слегка улыбнулся.
– Электроэнергия отпускается предприятиям, роскошным отелям и кварталу Марин-драйв, нам приходится приноравливаться. – Он проследовал по коридору и свернул в направлении, противоположном тому, откуда мы пришли. – Такая эта Индия, – подытожил он.
– Вы здесь учились? – спросил я.
Он остановился и посмотрел на меня, и мне показалось, что во взгляде его промелькнула тень ностальгии.
– Я учился в Лондоне, – сказал он, – потом специализировался в Цюрихе. – Он вынул из своего соломенного портсигара сигарету. – Абсурдная для Индии специализация. Я кардиолог, но здесь нет людей, страдающих сердечными заболеваниями, это только вы, европейцы, умираете от инфаркта.
– А от чего умирают здесь? – спросил я.
– От всего, что не касается сердца. Сифилис, туберкулез, проказа, тиф, сепсис, холера, менингит, пеллагра, дифтерит и прочее. Но мне нравилось изучать сердце, мышцу, управляющую нашей жизнью, вот так. – Он сделал жест, сжимая и разжимая кулак. – Вероятно, я думал, что обнаружу в нем что-то.
Коридор выходил в маленький крытый дворик, напротив стоял кирпичный приземистый павильон.
– Вы верующий? – спросил я.
– Нет, – сказал он, – я атеист. Нет худшего проклятия в Индии, чем быть атеистом.
Мы пересекли двор и остановились перед входом в павильон.
– Здесь
