несомненно, надо согласиться, достаточно последовательно стремился бороться с пантеистической тенденцией, заложенной в систему Вл. Соловьева. Мыслитель отмечал, что «Соловьев мыслит всю нашу действительность, весь естественный порядок слишком мистически, но по тому самому… он мыслит слишком натуралистически и рационалистически божественную идею. Та и другая ошибка выражается в одном и том же предположении разбираемого учения: для Соловьева божественная идея, будучи неотделимой частью вечной божественной природы, есть вместе и сущность всего существенного. С этой точки зрения все в мире насквозь мистично, все полно божественного содержания: мир относится к вечной божественной природе как явление к сущности. Но, с другой стороны, раз идея выражает собою сущность всего здешнего, то мир идей становится тем самым слишком естественным, понятным: он отделяется от нас неуловимой, еле заметной гранью»[54]. Основная претензия Трубецкого, как видим, заключается в несправедливом отождествлении Соловьевым сущности божественного мира и земного.
В данном контексте критик приветствует трансформацию в воззрениях Соловьева на устройство мира, которая наблюдается в работах девяностых годов. Если в ранний период творчества, несмотря на все попытки, мыслитель не смог преодолеть пантеистических уклонов, то «на закате своих дней» ему удается сделать шаг в этом направлении. Признание Соловьевым множественности монад, являющихся объективацией божественной сущности, позволяло ему рассматривать мир как явление вечной божественной природы, и «пантеизм вторгался в учение Соловьева через его монадологию». Отказ от этой монадологии позволил философу восстановить необходимую, по мысли Трубецкого, грань между миром Божественным и земным, упразднить субстанциальное отношение между ними[55].
Современные авторитетные исследователи также согласны с тем, что основатель философии всеединства так и не освободился от пантеистических мотивов. Как справедливо отметила П. П. Гайденко, «влияние немецкого идеализма сказалось тут в том, что русский философ не смог обойтись без развивающегося Абсолюта и, не допустив развития в трансцендентное начало, сделал эволюцию основным определением мировой души, субстанции космического процесса, т. е. природы, становящейся человеком, историческим человечеством. Однако поскольку второй Абсолют невозможно полностью отделить от трансцендентного Бога, постольку и сам Бог тоже не остается непричастным генезису»[56]. В. В. Сербиненко, считая мнение В. В. Зеньковского о пантеизме Соловьева «слишком односторонним в своей категоричности», тем не менее соглашается с наличием пантеистических мотивов у основателя философии всеединства[57]. Весьма категорично высказывается И. И. Евлампиев: «В настоящее время споры о гностицизме Вл. Соловьева можно считать оставшимися в прошлом. Гностический характер его мировоззрения не вызывает никаких сомнений»
Трубецкой Е. Н. Миросозерцание В. С. Соловьева. Т. 1. С. 287.
См.: Трубецкой Е. Н. Миросозерцание В. С. Соловьева. Т. 2. С. 235.
Гайденко П. П. Искушение диалектикой: пантеистические и гностические мотивы у Гегеля и Вл. Соловьева // Вопросы философии. 1998. № 4. С. 91.
См.: Сербиненко В. В. Русская философия. М., 2005. С. 152.
