ему уши. Серега от неожиданности замер, уставившись на Нинку красными выпученными глазами, а потом вдруг размахнулся и залепил ей такую затрещину, что та покачнулась, зажмурилась, упала на койку и даже слегка треснулась затылком об стенку. Вадик вскочил, обеими руками схватился за спинку своего стула, но я тут же пересел на него и, глядя в потемневшие глаза Сереги, стал говорить, что все нормально, и что сейчас ему не на Нинку с Вадиком надо кидаться, и срочно бежать в сортир и чистить желудок простейшим народным способом “два пальца в рот”. Но Серега послал нас всех подальше и, пересев на койку, стал утешать Нинку, неловко поглаживая рукой ее рыжие, мелко вьющиеся волосы.
– Прости, Ниночка, рука сама сорвалась, – бубнил он, – а это все фигня, у меня дед лампочки Ильича жрал и стаканы граненые…
– Дурак, – скулила Нинка, – оглобля конская, и дед твой был такая же дубина…
– Дубина, дубина, – соглашался Серега, – жеребца-трехлетка кулаком валил… А ты если пришла к людям, села за стол, так сиди и кушай!
После этого мы еще немного выпили, завалились спать, а под утро я проснулся от ржавого скрипа пружин и жутких протяжных стонов, весьма отличных от экстазных заходящихся воплей “свободной любви”. Я открыл глаза, привстал на локте и увидел, что Серега сидит на краю койке и, свесив голову, выдавливает из себя хриплую нутряную икоту. По обеим сторонам от него как два ангела, сошедших с небес, чтобы принять под руки отлетающую душу, светились полуголые силуэты Вадика и Нинки. Увидев, что я проснулся, Вадик громким шепотом сказал, чтобы я срочно одевался и бежал за кефиром в молочный магазин, где дежурят ночные приемщики. Я вскочил, кое-как натянул штаны, набросил на плечи плащ на тощей синтетической подкладке и, застягиваясь на ходу, рванул к двери.
– “Скорую” вызови! – сказал Вадик.
– Двушку давай! – сказал я.
– 03 – без монеты, – напомнил Вадик.
Машина пришла почти сразу вслед за тем, как я вернулся из булочной. Мы уже влили в Серегу литр кефира, но он по-прежнему стонал, скрипел зубами и перекатывался по койке, скрипя пружинами и держась руками за живот.
– Н-да, отыгрался хер на скрипке! – меланхолически заметил Вадик, когда санитары переложили Серегу на носилки и, сдвинув в сторону стол, понесли больного к выходу из комнаты.
– Назад!?. – вдруг истерически взвизгнула Нинка, – разверните носилки, сволочи! Нельзя ногами вперед!..
Санитары тупо затоптались на месте, но покорно развернули носилки и, ритмично покачиваясь, вынесли Серегу из комнаты.
Не знаю, помогло это или нет, но юный казак не только отлежался, но и всякими правдами-неправдами накрутил себе сорок четыре дня больничного листа, необходимых для оформления годичного академического отпуска. Кроме того, в больнице он выучился играть в преферанс и, вернувшись в общежитие, тут же стал прилагать полученные навыки к делу, затаскивая к нам
