лишена смысла? – зачем-то задал я неуместный и откровенно ханжеский вопрос.
– Не знаю, – ответила Хайди, утирая слезы, – может, какой-то смыл в ней и есть, если…
– Если что? – подхватил я.
– Если его видеть… Если задаться целью его увидеть…
После этих слов мне стало понятно, что она целиком поощряет мои действия. Что мне надлежит отбросить всякие предрассудки и быть просто мужчиной. Я же, между тем, продолжал оставаться скованным, ибо не сделал ровным счетом ничего, чтобы с должным мужеством продолжить эту затянувшуюся игру.
– Что же дальше? – опять же по-дурацки прошептал я, нежно, почти по-отечески, целуя в лоб обнаженную женщину, которая безвольно сидела рядом со мной и только всхлипывала.
– Ты сам знаешь, – коротко ответила она.
– А ты, Хайди, чего хочешь? Скажи, наконец!
– Чтобы ты шел и выполнил твое обещание.
– Прямо сейчас?
– Да. Мы не должны терять ни минуты.
– А потом? – Я все еще терялся в сомнениях.
– А потом увидим, – спокойно ответила она, – думаю, ты не пожалеешь…
Обеими руками я взял ее голову и прошептал ей в самое ухо:
– Один поцелуй, Хайди, один единственный поцелуй, и я уйду!
– Ровно в семь здесь появится Бронек, – хладнокровно ответила она, пытаясь высвободиться.
– Бронек, – вырвалось у меня от неожиданности, – какой еще, к черту, Бронек?
20
Господин Кибитц,
вы рассказываете о вашем третьем визите в Закопане так, будто уверены, что я стану вас осуждать. Вы продолжаете заниматься самобичеванием, выставляя себя эдаким злодеем-соблазнителем. Однако, я вижу все это совсем по-другому: не вы достойны осуждения, а эта ваша «невинная» полевая фиалка, которая на поверку оказалась обыкновенной гетерой. Заметьте, я не называю ее уличной девкой, потому что уличная девка осознанно идет навстречу вашим желаниям, не пытаясь казаться лучше, чем она есть на самом деле. А у этой – все иначе: эта заманивала и захватывала вас всеми доступными ей уловками. Она будоражила вашу страсть единственно затем, чтобы использовать вас для собственных интриг. При этом она отлично понимала, что в подлой игре этой она ставит на кон вашу жизнь – не больше и не меньше. Отправившись в полицию, вы едва ли вернетесь обратно. Уж в этом-то она, наверняка, не сомневалась! Тем не менее, она апеллировала к вашей чести. Более того, она щекотала ваше мужское тщеславие. И напрасно, как я вижу: вы остались в живых. Ваш разум одержал верх над секундным порывом – исключительным образом, надо сказать. Вы ускользнули из цепких лап опытной кокотки. Это радует меня, хотя здесь вновь сказал свое слово все тот же страх перед оргазмом. Эта блокада вашего сознания едва не довела вас до полного экстаза, зато спасла вашу голову. Знаете, я теперь склонен полагать, что главный нерв вашего недуга как бы защемлен между неистовостью чувственных
