с рапанами и перетянутый ниткой букетик вереска, склянки с некогда душистой водой и посеребрённые шпильки, атласные ленты и пожелтевшие кружева, камушки речные и самоцветы… В глуби сундука расположились исписанные чернилами, выцветшими до блекло-серого, тетради. Ниже – до пожухлости страниц зачитанные книги – словно их не просто читали, а досконально изучали. На самом дне – пухлые альбомы с карандашными набросками, деревянная вся в мазках палитра и ощетинившиеся кисти всевозможных размеров…
Из сундука пахло осенью и прожитым счастьем.
Ничего подобного в доме Кати не водилось. Красоваться и украшать себя, как и «будоражить душу всякими ихними искусствами», было не принято и даже осуждалось. Природная привлекательность Марьи такое упущение с лихвой компенсировала. Кроме того, всё это считалось либо «излишеством», либо «барахлом». «Неизойде на такое деньги изводить. Е-рун-да! А книжки в библиотеке бесплатно дают – зачем тратиться?» – твёрдо произносила мать, когда Катя заглядывалась на диковинные безделицы на городских ярмарках и в книжных лавочках. И теперь, оказавшись один на один с сокровищем, девушка почувствовала себя в полной власти этих не просто прекрасных женских безделушек – винтажных вещиц с историей.
Она не могла оторвать он них глаз. Но не смела прикоснуться.
А ты помнишь тот свой День, когда рухнули запреты? Когда табу (и родительские, и общественные) посыпались, как карточный домик, и показались глупой выдумкой, на годы отлучившей тебя от желаемого…
Что стало тому причиной? Уж не тот ли пресловутый взмах крыла, что прозвали «эффектом бабочки»? Как бы то ни было, теперь перед тобой была рассыпана просто колода карт – раздавай по своему усмотрению. Только тебе отныне решать – ходить с козырей или шестерок. Или, может, выстроить новый карточный домик?..
Запретов больше нет. Ты обрел свободу. Это твой личный День независимости.
Ведь у тебя же есть такой день?!
***
Исчезновения из сундука одной, хоть и самой толстой, книги мать никогда бы не заметила. И изрядно потрёпанный томик, полный древних знаний по астрологии, беспрепятственно перекочевал в личную Катину библиотеку. Здесь он, предусмотрительно обернутый в газету, был в безопасности – родители не обременяли себя литературой, но радовались, наблюдая дочь за чтением. Хромая библиотекарша, однокашница не то Марьи, не то Ивана, оказавшись рядом в длиннющей очереди в магазин или на фельдшерском пункте, всегда громко хвалила Катю – за интерес к книгам и любознательность. Родителям было лестно.
***
Не проходило и ночи, чтобы Катюша не взглянула вверх. И – о, счастье! – если небо было безоблачным! Для неё оно было не просто куполом, утыканным светящимися точками: все звёзды соединялись между собой тонкими пунктирными линиями в затейливые рисунки. Ровно как в той старинной книге из сундука. А само ночное небо представляло собой
