понимая, чем вызван столь пристальный интерес к какому-то шраму, когда стоял вопрос о его жизни, но уже нутром почувствовав, что самое страшное для него лично позади, Мазин наморщил лоб, припоминая, и в его глазах отразилась вся та боль от мучений и унижений, которые ему пришлось перенести прошедшей ночью.
– Кажется… на левой. Да, точно! На левой стороне.
На неподвижном лице Кудлача дрогнул какой-то мускул. Смотрящий спросил хрипло:
– Ну а шрам этот… он что, косой или прямой?
– Прямой! – уже более уверенно произнес Мазин. – Да, прямой, будто знак восклицательный, от скулы до губы падает. Будто утюгом горячим по роже врезали.
Уже не обращая внимания на последнее уточнение Мазина, Кудлач также хрипло уточнил:
– Значит, чурка, говоришь? Лет сорока – сорока пяти?
Припоминая, что он вроде бы ничего не говорил о возрасте своего мучителя, Мазин невольно насторожился:
– Ну-у, около этого.
– И разговор такой, гортанный?
– Вроде того.
– «Вроде того…» – Продолжая что-то бормотать, Кудлач соскочил со стула, стремительно, из угла в угол пересек комнату и словно застыл перед Мазиным.
– А ты, случаем, лапшу мне на уши не вешаешь? Я имею в виду шрам и все остальное.
– Да что же я, щукарь, что ли, сопливый? Что было, то и говорю.
– Ладно, не гундось, но ежели все это правда и если этот гаденыш со шрамом – тот самый человек, о котором я думаю… – Он замолчал, покусывая желтыми от курева зубами нижнюю губу, и по-бабьи всплеснул руками: – Да нет же, нет! Этого просто не может быть!
– Чего не может быть? – осторожно спросил Мазин, начиная понимать, что заваривается довольно крутая каша, однако воронцовский пахан словно не слышал вопроса и только повторял сумбурно, видимо, замкнувшись на чем-то своем:
– Нет! Нет, нет. Этого не может быть.
Слушая этот бубнеж, Мазин вдруг почувствовал, как его нутро заполняет паскудный холодок страха, и он снова решился напомнить о себе:
– Михал Сергеич…
В глубоко запавших глазах Кудлача мелькнула живая искорка, и он вновь застыл перед Мазиным.
– Этого просто не может быть, но если ты ничего не напутал… Тот шрам, о котором ты говоришь, это не утюг раскаленный, а мой кастет.
Ошарашенный услышанным, Мазин захлопал глазами, и его лицо исказил нервный тик.
– Выходит…
Он хотел было сказать, что кто-то пытается свести свои личные счеты с Кудлачом через него, через Мазина, и его, выходит, как щенка… Однако вовремя осекся, мудро решив, что в подобных разборках будет лучше, если он засунет свой язык в свою же задницу. Однако Кудлач не был бы воронцовским смотрящим, если бы не просчитал того, что хотел сказать Иван, и тут же посадил его на место:
– Не суетись! А что касается того ублюдка, которого величают Хозяином… Короче, хочешь
