напоминали ему лицей, создавали приторный привкус принуждения. Оказавшись в этой яме обстоятельств, он мечтал повзрослеть и, наплевав на всё на свете, исчезнуть так же неожиданно, как это сделал Льёван. Уже в девять лет он смотрел с неприязнью на приёмного отца, терпел его прихоти. И вот… Новый перелом – то ли губительный, то ли спасательный.
Мистер Джойс вскоре перестал уезжать в командировки по состоянию здоровья. Он ходил больной и вялый, вместе с тем не стеснялся пренебрегать советами врачей, когда жена устраивала званые приемы: то и дело говорил, что его годы уходили, и что не хочется упускать последний шанс насладится радостями земных удовольствий – именно они довели до его до неожиданного сердечного приступа. Особенной трагедии ни супруга, ни приёмный сын не показывали, будто знали исход. На похоронах собралась стая петухов и куриц, изображавшие невинных и жалостливых лебедей – за спиной у Дэниела они корчились, ведь, по их мнению, он не был достоин наследства, отчего им приходилось выражать недоуменные соболезнования мадам Джойс, и та c притворной скорбью зубоскалила на главного врага – гадкого утёнка, которому её супруг отписал всё состояние; она хотела поскорее избавиться от него с наступление дееспособности.
Фиона Джойс как хладнокровная и очаровательная женщина в элитном кругу во истину представала циничной особой. В супружеском положении она показывала крепкое партнерство, но внутренность обличала вседоступность и прожигательство жизни. Спрятанная до поры до времени личина давно была раскрыта Дэниелом, который видел, как женщина выпускала яд абсолютной холодностью и надменностью на «ничтожество», которое когда-то взялось под опеку её мужем-дуралеем. Зная, характер груза ей не составило труда выказывать ежедневную злобу и постоянную критику – демонстративно промотать практически три четверти долевого состояния в последующие годы – так она мстила, и хотела если и уходить, то «изысканно», злоупотребляя правами вдовы.
После упадка вседозволенности «хозяйке» пришло в голову частично умерить аппетиты до минимума: сократили прислугу – оставили только Клару, Адель и Пекке; пышные званые вечера обходились временным наймом людей. Дэниел, осознавав своё положение, не остался беспричастным, отрешенным и пассивным – он самостоятельно начал заниматься введением всего порядка в доме, по необходимости стал бесплатной прислугой, чем Фиона Джойс пользовалась и продолжала унижать его перед всеми, кто входил и выходил в родовое поместье; нёс большую часть забот на себе и никогда не надеялся на благодарность, и благоволил небесам за, что они не подставляли ему за спину мерзкое дыхание опекунши – практически целыми днями они не трогали друг друга и встречались взглядами на редких завтраках или приёмах.
Хозяйственные дела позволяли забывать о внутренних переживаниях, кидать усилия на близость
