кружков, старыми искусствоведами и забытыми поэтами – они все часто прохаживались в лёгком неглиже до аромата свежеиспеченного хлеба, чашечки заготовленного бразильского кофе или запаха новой печатной книги – им всегда хотелось по пути зайти и потратить лишнюю копейку от полученной заплаты на любимую кроху их скромной жизни; менее «тонко настроенные» горожане предпочитали спешно ходить по мощённым дорожкам мимо столиков и вывесок, в метре от бурного потока велосипедистов и трамваев по дорожному ориентиру. Внизу, подальше от изысканных и утончённых улиц простирались разрасталась коммунальная дружба болтливых соседей, жившие напротив, разделенные узкой тропинкой. Неугомонные скворцовые дискуссии касались самочувствия, искусства совместного быта, сплетен при развешивании белья на балконах. С кулак невежественный, но прямолинейный слой состоял из слесарей, пекарей, разнорабочих, почтальонов, лавочных мастеров. Парковые аллеи закрывали половину видовой города тенистыми кронами деревьев. – густые и ассиметричные, они провожали к заветшалым домикам и причалу с парусными и рыбацкими лодками, катерами и речными теплоходами.
Находясь далеко, Дэниел чётко наблюдал за событиями маленькой городской суеты. Масленые мазки любовались нежной поступью заката с наклонными полётами птиц и паром уплывавшего судна; вечернее солнце ласково холодело, отдавая теплоту шуму листвы; тени зданий, выглядывали из-под летнего покрывала; лазурная река-море гладко расслабляла, вписываясь в кипящее миротворчество живописи. Сочетание полных и частых пятен искало новое вдохновение, лишенное эскапизма.
Глубоким вечером, сидя в библиотеке за только что открытым романом многотысячной давности, Дэниел прочитал от силы меньше десяти страниц, остановился на мгновение, всмотревшись в сумеречное окно и отшвырнул книгу на пол. Потекли слёзы, рыдания расслышала Адель, помчавшаяся за Кларой – та разбиралась в его запутанных чувствах, умудрившиеся притворствовать кремниевым профилем к её приходу.
Жалостливое лепетание зрелой женщины свято уговаривало Дэниела оставить всё позади и поскорее уехать куда-нибудь на юг, ближе к Константинополю, найти работу и готовится к перепоступлению – напрасно не терзаться неудачей. Она советовала не торопиться, дождаться мисс Дайфил. Ей самой стало грустно, что Дэниел, которого она обожествляла сильнее, чем собственных успешных внуков и детей, покинет её вместе с Адель, сумевшая с шестого раза зачислиться на факультет педагогики в Пражском университете. Клара готовилась с Пекке оставить исчезающий уклад «Жинселя», который держался благодаря стараниям юноши, и от того повторяла те же слова, как и прежде: «Ни к чему гневить созвездия жалостью и отчаянием… Вот покинете, меня, старуху, сразу всё изменится. И в правду – нечего с вашим умом здесь делать! Возвращайтесь сюда так – на времена отпуска или каникул…
