опять впилась зубами в треугольный пирожок, с двойной силой заработав челюстями, глотая мясную начинку, которой не хватало сочности. Тесто было совсем не таким мягким, как мамино, но поедание чуть заветрившейся выпечки отвлекало от переживаний.
– Всем тогда было тяжело… – меланхолично вставил шофёр, заполнив своей ремаркой воцарившуюся в машине тишину. – Помните, Пал Константиныч, как мы с вами тоже…
– Окажи услугу, помолчи, – прикрикнул Шемелин, сморщившись и одарив водителя красноречивым взглядом.
– Виноват, Пал Константиныч, – с комичным сожалением повторил он уже звучавшую сегодня реплику.
– Езжай уже, – поторопил его Шемелин. – Вон, светофор давно зелёный.
Машина, припарковавшаяся ненадолго возле ларька, тронулась с места, вливаясь в общий поток транспорта.
– Ну как? – спустя несколько минут сделал новый заход на разговор Шемелин. – Отпустило? Пришла в себя?
Алиса смяла шуршащий пакетик в пальцах.
– Я никуда и не выходила, – зачем-то взъерепенилась она, застанная врасплох болью от застарелой раны на сердце.
– Да ну… – Шемелин расстегнул пуговицу воротника рубашки. – Тебя, наверное, даже прохожие слышали, когда ты мне тут на свою тяжкую участь жаловалась.
– Ну, если б они ещё слышали, что вы мне наговорили, они бы меня прекрасно поняли, – не упустила Алиса возможности упрекнуть Шемелина за обидные комментарии.
– Ладно-ладно, – уступил он. – Ты совсем не такая избалованная девчонка, как я о тебе думал. Понял-принял. Тогда тем более соглашайся. Отомстишь Ковалю за свои невыносимые страдания.
– Никому я не хочу мстить, – упрямо возразила она. – Он много для меня сделал. Я ему благодарна. Но нельзя же всю жизнь прожить одной благодарностью?
– А чего хочешь? – с любопытством поинтересовался он. – Работать в ночном ларьке? Беляши лепить и никому не быть благодарной?
– Не знаю… – прижала Алиса ко лбу ладонь. – Чего вы все мои слова так извращаете? Я просто хочу… Не знаю, что-нибудь понять. Может, мне совсем не нравится работать в ночном ларьке? Я же даже этого не знаю.
– Ну, кое-что ты точно знаешь, – с неуместной ухмылкой сказал Шемелин. – Как без зазрений совести надираться моим бухлом.
– Да прекратите вы уже, – выдохнула она сурово. – У нас, в конце концов, серьёзный разговор!
– Серьёзней только смертный приговор, – с напускной хмуростью подтвердил Шемелин, и Алиса настороженно на него уставилась: точно такая же присказка прозвучала с утра из уст Кары. – Если ты так рвёшься поговорить серьёзно, так давай – отвечай на моё предложение.
Алиса в замешательстве прикусила губы.
– А если он и правда будет что-нибудь спрашивать… – с вопросительной интонацией произнесла она тихо. – Мне же нечего будет ответить… Я ведь не буду на самом деле с вами работать.
– Не
