и шее в придачу. Поэтому ноги тети стали подкашиваться в сторону Дяди Лёни, увлекая за собой голову и туловище Крохоборова, близкого к тому, чтобы потерять сознание уже по-настоящему.
Не отпуская голову и шею буфетчика, в глазах которого был уже кромешный мрак, его тетя, в чьих глазах также отнюдь не светлело, упала. На свое счастье, не на твердый пол, а на значительно более мягкое. И это самое, мягкое, находясь в горизонтальном положении, прохрипело:
– Живот…
В отличии от игры в боулинг, где аппарат сам возвращает сбитые кегли в вертикальное положение, в сказочном подъезде такой механизм не работал. Зато в подъезд на шум падающего тела и двух других, упавших на это самое, первое, прибежали Антресолькин, Теплович, Шатров и Братанов. Они аккуратно сопроводили тетю с очень больной головой, отнесли Крохоборова, и буквально отволокли наиболее пострадавшего при этом страйке Дядю Лёню во двор, где двух положили, а третью усадили на лавочки.
Крохоборов, кромешный мрак в глазах которого стремительно покидал место кратковременной дислокации, щуря глаза, пытался оценить окружавшую его обстановку. Его тетя, глубоко вздыхавшая и державшаяся за голову, сокрушалась, что к ее постоянной головной боли и переживаниям, теперь обязательно должна была добавиться тревога за своего несчастного племянника. Так как тот едва не погиб у нее на глазах, теряя сознание. И, что если бы не она, то даже страшно было подумать о том, что могло произойти. И от этой мысли ее голова начинала болеть еще сильнее.
Про Дядю Лёню, постанывавшего на манер кота, которому что-то отдавили, никто даже не вспоминал. Его ноги аккуратно располагались по линеечке, лежа на лавке, шлепанец к шлепанцу. А его глаза под круглыми очками, к великому счастью, были не закрыты, а напротив, широко раскрыты и смотрели в одну точку. Куда-то между лыжной палкой, заброшенной кем-то на дерево еще прошлой зимой и рожком давно не горевшего светильника на фонарном столбе, внесенным для будущей замены домоуправлением на четвертый квартал следующего года.
В этот момент к подъезду под руку с Бандюгановым, который ее сопроводил до места работы и получил заслуженный поцелуй, подошла Минометкина в новой юбке со стразами и босоножках на внушительной платформе. Через свой малозаметный для других, но позволявший вполне себе обозревать окружавшую обстановку, прищур, Крохоборов убедился, что пришла принцесса из сказочной страны, и ему пора было смываться.
– Живот…, – опять жалобно застонал он, снова схватившись почему-то за голову и сердце.
– Его надо в больницу, я там почти всех врачей знаю, – со вздохом произнесла его тетя.
– Не надо меня в больницу… живот…, – простонал Крохоборов, продолжая через прищур обозревать обстановку.
– Можем не донести, – выдохнул Братанов. – Не исключено, умрет по дороге…
При этих словах на глазах тети и почему-то осуществлявшего самогипноз у входа в подъезд Пятницына выступили слезы. Крохоборов,
