А Сайгон – это кафетерий в Питере, чтоб ты знал. Недоросль!“Оказывается, их может тошнить. Никогда бы не подумал! И кто это мы? С каких это пор у биосинтезированного транспорта появились права или просто возможность влиять на какие-то решения? Мало того, что они не платят налоги!?” – я всё ещё пытался уловить какой-то смысл в его речах. Нет бы расслабиться и смотреть в окно. Когда я всё это опять мог увидеть? Однако решил продолжить беседу и поскорее сменить тему. Я спросил в какое время Евкурий работал в Москве. Оказалось, в те же годы, что и я там проживал, о чём радостно ему сообщил.
– И что же занесло столичного парнишку в это музейное захолустье?
– Учился в техникуме. В московском филиале конкурса не было. Практически.
Хотелось продолжить затянувшиеся прения в каком-то безобидном ключе. Я вспомнил одного моего однокурсника. Папа у него был ммунистическим мажором. Сынок однажды вызвал двадцатилапа покататься по городу, чтобы отметить сдачу экзамена по Теории помехоустойчивости криптографических ключей. Угощал нас “Вдовой Клико”. Многие думали, что он воспользовался ихними партийными льготами. Что было нелогично при сухом законе в ммунистическом сообществе. Позже выяснилось, что он взломал какие-то криптоключи в системе заказов. Не зря учился. Папа замял это дело.
Евкурий всё это, хмуря свой салонный глаз, выслушал. Сказал, что это точно было не с ним. Он бы такое помнил. И меня бы сразу узнал. Двадцатилапы запоминают все поездки по времени, маршрутам и их характеру, фамилии всех заказчиков с именами и внешность всех пассажиров.
Затем, вспоминая Москву, он хвалил какого-то Остягина. Ругал какого-то Глозмана.2Про последнего прямо так и сказал (литературный перевод с французского у меня не очень получился): “Этот имбецил и микроцефал тормозил демонтаж линий магнитокатов под замену их на газоны лапового транспорта”.
Дела мне до этого не было никакого. За окном, чередуясь, открывались дивные пейзажи. Нежно шумел ручей на перекатах. Но, пока Евкурий вещал, проснулся мой СмартАпп, который так и не научился в точности распознавать мои эмоции. Он принялся выдавать информацию, что упомянутые работали когда-то мэрами Москвы. Хвалимый сменил поносимого.
Тут я вынужден сделать некоторое отступление. Тем самым уклонюсь от подробной интерпретации нашего диалога. И всего, что припомнил, прочёл в цифрах и фактах, услышал и высказал в ответ. Я никогда не увлекался ни социологией, ни историей. Просто, меня тогда эта ротация тоже коснулась. Я как раз поступил на первый курс. И, вот, взятый с собой магнитокат пришлось заменить полубайком. И это была не единственная затронувшая и меня, и многих моих знакомых несуразность.
Синхронно с выслушиванием умозаключительных рассуждений Евкурия, я читал об этих людях и осознавал, что это было не просто чередование руководства, а смена эпохи. Свидетелем которой я стал, так сказать.
Сразу после Последней мировой войны, которая случилась задолго до моего рождения,
