о моём бегстве. Им предстояло оставаться в анабиозе ещё два года. О младшей сестрёнке, ставшей фактически старшей. Ей сдвинули анабиоз, пока она растила дочек, моих племяшек. Увы, мои мысли в этом плане были просты. Точнее, почти отсутствовали. Лишь иногда я подумывал. Мол, даже интересно, обнаружат ли пропажу мои дедушки и бабушки? Пожалуй, не заметят. Из всех их внуков я считался самым непутёвым. По всем линиям. Моя приёмная бабушка, услышав однажды от моего двоюродного единоутробного дедушки, что я поступил в общий московский техникум, к тому же по специальности бортпроводников космолайнеров среднего класса, прямо так и сказала: “Малхамовес, пере одом”.1Такое бездумное сидение в кресле наводило тоску. Надо было чем-то себя занять. Ничего лучшего, чем найти персональную страничку Евкурия не придумалось. И, вот, уже читал его эссе. Прекрасное эссе. Не иначе, он получил здоровый литературный импульс через свои сидения. От нобелевского лауреата Анат Черненко. Совсем не сочеталось с тем, что пришлось от него же выслушать. Даже тематику пропитания не затронул. Так, словно он задействовал намерено разные участки своего большущего крупнозернистого мозга. И счёл логичным романтический человеколюбивый аспект своего сознания от меня скрыть. От случайного пассажира, склонного к увлечениям гоночными автомобилями с двигателями внутреннего сгорания. Что ж. Авось, и мне теперь что-то косвенно перепадёт, раз я на тех же креслах успел немножко посидеть.
Размышляя столь оптимистично, я открыл созданный литературным генератором текст и переписал ещё одну главу. Доля абсурда там уже не явно, а очевидно зашкаливала. Степень художественности оставалась сомнительной. Однако, я продолжил работать с этим текстом.
Салон челнока постепенно заполнялся. В кресло рядом села молодая симпатичная дама. Можно было с ней побазарить. Познакомиться. На будущее. Но барышнино выражение лица явно не пламенело энтузиазмом. Что различалось ясно сквозь визор шлема её взлётно-посадочного скафандра. Как, впрочем, то же и самое можно было сказать и об остальных попутчиках. И я не являлся исключением.
Начался отсчёт. На нуле челнок дёрнулся, вверх, подобно забирающейся в гору веренице тележек роллер-костэра, и начал ощутимо ускоряться. Не Формула 1, но… “Поехали!” – почти прокричал кто-то спереди. Забывший, очевидно, отключить микрофон от скафандрового динамика. “Гагарин!” – еле расслышалось, как сквозь шлем пробубнила моя соседка. Не знаю, что в её интонациях преобладало, восхищение или сарказм.
1Через несколько месяцев Леопольд бежал из дома. В трюме океанского парохода достиг Китая. В пути его укусила крыса. Из Китая он направился в Европу. Обосновался почему-то в Бельгии. Суровый дед Исаак не читал его открыток. “Малхамовес”, – говорил дед, – “пере одом”. Сергей Довлатов “Дядя Леопольд”.
Глава 9 – Было дело в Усадьбе (чтение).
Пожалуй, всякий, когда-либо гулявший дорожками севернее от заново
