глубоко сочувствовал.
Печалился Василий Иванович о своем белолобом сыне – не только потому, что человеку не обремененному, с пустыми карманами, легче жить, и нет на свете людей свободнее землекопов. Оттого жалел он больше других Сашка, что сын он ему, родная кровинушка.
Что есть проще? Что понятней?
Причудливо соединяясь, мысли старика являли странный хоровод, сопровождающий скольжение облаков в небе.
– Да-а, да-а… – всхлипывал и скулил он, – да-а…
И деловитый бригадир кладбища, и сын его – раб-строитель, не знающий покоя, и даже священник, который в угоду золотому тельцу лицемерил, оскверняя душу, кооперируясь с бизнесменами, – все встали этим утром перед стариком строем. Шли в затылок вместе с нищими, убогими, спотыкающимися, хилыми духом.
Солнце струилось сквозь облака, лизало пух, и от восхитительной красоты, которая разрывала грудь, старику хотелось умирать и возрождаться.
– Да-а, да-аа… – только и повторял он, не в силах оторвать взгляд от картины за окном.
От раздумий о самом себе и о конкретных людях мысли, подхваченные воздушным потоком, понесли его совсем в другом направлении, совсем далеко – к переменчивому, стремительно ускользающему горизонту. И спустя мгновение старик с упоением принялся рассуждать о счастье, добре и справедливости, так недостающих каждому.
Неотрывно всматриваясь в небесную синь, он ждал чуда прозрения. Бессильный соединить воедино чудовищно противоречащие картины, стонал и задыхался. Боль любви ко всему живому переполняла стариковское сердце, но утешение не приходило.
Плыли облака – стремительные и легковесные, манила глубина – ликующе-звенящая. Безбрежный океан небес хранил безответную тайну – невыносимую, непостижимую…
Дыхание ночи
– Ау!!! Ау, Аннушка! Выходи! – кричал Дроня, озираясь по сторонам.
Его отчаянный зов устремился к верхушкам сосен, которые высоко стояли за спиной, вспугнул присевшую на ветке сороку. Недовольно вскрикнув, птица с шумом взлетела.
Мальчик злился на Аннушку, которая, махнув ему рукой, убежала в заросли можжевельника, и уже битый час он тщетно кружил между деревьев в надежде отыскать подружку.
День догорал.
По тропинке, сплошь усеянной черникой, ребята шли домой с озера. Выйдя из темной чащи на пригорок, залитый солнцем, девочка позвала Дроню поиграть в прятки.
– Дежурь! Не подсматривай! – крикнула она ему, указав на толстую ель, и пока Дроня закрыв глаза стоял у дерева, честно отсчитывая до десяти, стремглав скрылась из виду.
– Где ты, Аннушка?!
Мальчик не заметил, как в голос прорвались слезы. Он терпел. Как мог долго, давил в себе страх, который охватывал его с каждой минутой все сильнее.
Пробираясь сквозь ветви дубов-великанов, солнце бросало медный отблеск на лес. Длинные тени з
