высоте белесых туч, прореженным тонкими лучиками. «Интересно, скоро ли будет вечер?», – рассеянно любовался знакомым небом Катр. Что толку разглагольствовать о непрогнозируемых событиях – никогда нельзя угадать, в какой момент опустятся сгустившиеся потемневшие облака и тени станут протяжными и тонкими.
Он прогуливался вдоль ровного ряда диафанических зданий, внутри которых плавали размытые силуэты. Все же нельзя не проникнуться совершенством этого места: улицы длинными широкими волнами огибают четкие силуэты строений с высокими округлыми окнами, издалека напоминающими вогнутые линзы из кремневого стекла. С любого расстояния не разглядеть никаких полос лишнего цвета вдоль плавных границ сооружений. Эта чистая логика застывшей музыки обещала умиротворение, и Катр в который раз очарованно поверил.
Удаляясь от высокого корпуса с прозрачным куполом, в котором началась его головокружительная карьера, Катр невольно вернулся мыслями в тот день, когда стал автором Идеи цвета.
***
Великим автором, а позднее и профессором, он оказался совершенно непредвиденно и относился к респектабельному статусу подчеркнуто иронично. Катра забавляло слово «великий» в официальном звании. Когда его так называли, он мысленно добавлял: «И ужасный», вспоминая взрослую и такую печальную историю, которую в Архиве бесстрашно рассказывают маленьким детям, и погружался в особое одиночество оттого, что здесь некому опознать эту цитату.
Он был одним из немногих членов Сообщества авторов Идей, имеющих только имя. Это особый символ значимости персоны, свидетельство совершенного прорыва. Катр не гордился тем, что получил это исключительное право обходиться без фамилии. Он ее и не помнил, поэтому представлялся именем, поначалу даже не смекнув, что в Сообществе это, оказывается, было привилегией и истинным признанием заслуг. Катр тогда ничего не знал о местных правилах, как и о себе самом. Но здесь это, похоже, не имело значения. По крайней мере, никто и никогда не задал ни единого вопроса.
В тот недолгий период мучительного самоопределения он маялся от безделья и ждал ассистента Юниту в их слишком тесном для двоих кабинете, измотанный бесцельным хождением по кругу домыслов и жаждой уразуметь свое назначение. Юнита лишний раз не попадалась ему на глаза, устав от его неприкаянности и постоянных назойливых попыток выяснить, почему она, назвавшись ассистентом, упорно не помогает хоть в чем-нибудь разобраться.
Раздраженный, Катр стоял перед углублением в стене, в котором в очередной раз появилось вовсе не то, что было нужно. Сделав уже третий запрос на двойную порцию кофе, он пытался доходчиво сформулировать этой бестолковой системе обеспечения быта, что ему нужна одна чашка, а не две. Не такой уж сложный заказ упорно выдавался либо двумя маленькими емкостями, либо внушительных размеров посудиной, в которой плескалось разбавленное один к двум жидкое пойло. Махнув рукой на это безобразие, Катр
