было самое тривиальное из незнакомых ей слов. Оно хотя бы походило на все остальные английские слова, в отличие от тех, что часто возникали в мыслях будто сами собой. Не далее как вчера утром у нее на языке вертелось другое словечко – «мобильник». Что это такое? Когда она спросила у Люси, та сказала, что отродясь такого не слышала. А дядюшка вообще в сердцах заявил, что она думает о всяких глупостях. Но она не думала, слова возникали из ниоткуда. Вот, например, еще одно – «няшка». И таких слов было множество. Маргарет повторяла их про себя, произносила вслух, перекатывая необычное сочетание звуков на языке. Наверное, они приходили к ней из детства, о котором Маргарет ровным счетом ничего не помнила. Дядя рассказывал, что, когда ей было чуть больше десяти, она попала под дождь, в результате которого перенесла страшную лихорадку. Даже думали, что Маргарет не выживет, однако бог был милостив, и после продолжительной болезни она пошла на поправку. Правда, все забыла, даже как правильно говорить на родном английском языке – и то забыла. Пришлось дядюшке и гувернанткам всему учить ее заново.
Мысли Маргарет снова вернулись к графу Ларентису. Ногу до сих пор жгло огнем там, где его ладонь коснулась чулка. Нет, он точно не джентльмен. Разве джентльмен позволил бы себе таким недостойным образом спасать леди? И если бы не проклятая гусеница, которая привела Маргарет в ужас, она бы стеганул этого графа плеткой, что держала в руке, но которой никогда не подгоняла Прудди. Но гусеница! Ничего в этом мире Маргарет не боялась до такого отвращения, как гусениц. До сих пор ей казалось, что по ее ногам ползают сотни этих отвратительных насекомых.
«Можете не волноваться, мисс Кавендиш, сегодня я не увидел ничего такого, чего бы не разглядел вчера», – вспомнила Маргарет слова графа Ларентиса. Так значит, ей не показалось, что за рекой в заброшенной сторожке горел свет и чья-то фигура маячила в окне. Это был граф Ларентис. Он видел, как Маргарет танцевала под луной без одежды.
– Господи, хоть бы он оказался близоруким или вообще слепцом! – с досадой пробормотала Маргарет.
Однако надежды на это не было. Граф не только видел ее ночной ритуал, но и узнал ее сегодня. Еще и не постеснялся сказать об этом.
– Невоспитанный, невыносимый, бестактный иностранец! – осыпала она его проклятиями.
В том, что граф Ларентис не англичанин, она не сомневалась ни секунды. Во-первых, это странное имя. Что-то она не припомнит ни у кого из дядюшкиных знакомых такое вычурное прозвание. Во-вторых, граф говорил по-английски с едва уловимым акцентом, который другие, может быть, и не заметили бы, но только не она. Ведь из самой Маргарет гувернантка, а за ней и миссис Эванс годами вытравляли странные рычащие и шипящие звуки, которые стали примешиваться в ее речь после той страшной лихорадки, что лишила ее памяти. Было еще и в-третьих – только иностранец мог позволить себе столь безнравственное поведение, такие грубые намеки и омерзительный смех. «А еще он не похож ни на одного графа или баронета, что я встретила в Лондоне, когда дядюшка вывозил меня в свет», – думала Маргарет, вспоминая черные, как
