напомню, всё снятое – только твоё, кроме пары фоток лично мне».
Ну, я перевела взгляд на него. На подбородок. И кивнула. Мол – валяй.
И он – навалял. Так, что меня мгновенно проморозило ужасом. Накопленным ужасом. И ужасом, что я – всё.
В общем, он сказал:
«Ир, сначала – уточню, что соглашение о неразглашении покрывает всё совместное проживание. А не только после подписания. Понятно ли?»
А я – уже поняла, о чём. Уже застыла от стыда и ужаса. Но ещё цеплялась за надежду, что – нет. Он – ждал. Я уронила взгляд. И через силу кивнула. Стиснув в кармане когатану.
Он – сказал:
«Знаешь, ты, пока без сознания, орала и разговаривала. Так что – извини, я – знаю, что ты можешь говорить»
У меня – рухнуло. Оставив меня висеть в пустоте. Потерявшись. И пытаясь ухватиться хоть за что. Но – за что, я ждала от него. Повода. На стыд, на ярость, на лютую тоску, на вскрыться…
Он – сказал, очень мягко:
«Я смутно догадываюсь, почему ты боишься применять голос по людям»
Я начала дрожать. Чтобы не согнуться от нестерпимого сочетания «смутно догадываюсь» и – точнейшей формулировки «применять Голос по людям», которую, кроме меня, никто не знал. Мне было очень бешено, страшно и стыдно. От того, какая – я, и как неуклюже он делает вид, что не видит меня всю.
«Со мной общайся, как тебе удобней…»
Я не успела толком на это среагировать, потому как он – внезапно:
«… но я хочу уточнить, почему ты – в розыске».
И меня – выдернуло. Из стыда за себя в тупую ярость – в обиду на свою невезучесть, в злость на свою слабость, и в тупую ярость на Сергея. А ещё вернулся страх. Привычный донный страх, что меня – поймают. Допрос. Побои. Я – заговорю. И – всё. Так что лучше – сразу всё.
И меня опять начало подёргивать бежать. Пока он меня не сдал.
А ещё стало очень обидно. Почти до плача. Что я как последняя дура попала под шантаж спецслужб. Где вот это редактором – прикрытие того, чем мне предстоит на самом деле.
Лицо я удержала. Глаза – нет.
Он – вздохнул. Окликнул мягко, почти поверила:
«Ир, я просто хочу уточнить – ты тогда куда-то ушла, в лес, наверное, покричать. Он – услышал. Его – накрыло. Он попытался изнасиловать. Ты – убила. Так?»
Я – помедлила, решаясь. Открыла рот.
Попробовала сказать.
Переклинило.
Вздохнула-выдохнула.
Прошептала, глядя в стол:
«Зачем? Зачем спрашиваешь, раз знаешь?»
Он – молчал.
Я – вскинула взгляд. И натолкнулась на ярость. На лютую, холодную ярость.
Глаза – сами отвернулись, меня – пригнуло. Мысли – снесло желанием нестись со всех сил.
Он – очень медленно, страшно спросил:
«Скажи пожалуйста. Честно. Это – важно. А в строительном отряде 428, которым командовал твой дед, был инструктор по шиноби-до?»
Я…
