немного злым.
– Он лучше нее, – отрезал Виктор. – Не знаю, как объяснить. У нас все разваливаться стало аккурат лет десять назад, когда пришла Люба, и Вера приказала Иннокентию ее вылечить. Он после первого же сеанса отказался. Что-то с ней не то!
Хранительница невольно передернула плечами.
– Он чувствует это острее нашего, поэтому и заперся в своем корпусе, – добавил хирург. – Надо было Вере оставить психиатра в покое…
– Люба в него… влюблена?
Виктор перевел взгляд на Веру. Странно у него блеснули глаза.
– Да. И тебе этот змеиный клубок перешел по наследству.
Потом хирург взглянул на часы, висевшие в операционной, и произнес:
– Нам пора.
Вера вздохнула и принялась собирать инструменты.
– А остальные? – теперь она была уверена, что ей стоит знать истории прочих хранителей, раз с одним-единственным Иннокентием была такая беда.
– С остальными проще, – ответил Виктор. – Михаил Петрович – репрессированный профессор, многое сделал для медицины, был главой кафедры, прекрасным врачом. Единственное, чего он больше не может это стоять у постели больного, но у него по-прежнему золотые руки. В шкуре патологоанатома ему тесно.
Виктор перевел дух.
– Надя – сестричка из медсанбата времен второй мировой, контуженная. Из-за этого о ней мало что известно. Ушла на войну в сорок первом, прямо со второго курса мединститута, попала в лагерь. Пришла сюда в сорок третьем прямо в военной форме. С тех пор не говорит. Иннокентий практикует психологическое консультирование и Надя его клиентка с сороковых годов. С ней никакого прогресса. Им обоим упорства не занимать в нежелании идти во врата.
Хирург хмыкнул.
– А Любовь?
– Про нее никто ничего не знает, – произнес Виктор, снимая со стола манекен. – Она избегает нас. Но Вера в нее очень верила.
– Почему?
Хирург красноречиво взглянул на часы.
– Давай постараемся не опоздать.
– Куда?
– Михаил Петрович обещал собрать хранителей сегодня.
– Но я вроде всех видела, – вздохнула Вера.
– Нет, – взглянул на нее хирург. – Ты еще не знаешь Иваныча.
Кто мог предположить, кем окажется очередной хранитель?
Холодная осенняя ночь дышала в лицо, и девушка вновь с полной силой ощутила, что стала призраком, навечно связанным с этими старыми и обшарпанными корпусами, где болели и умирали люди.
– Нам можно вот так всем вместе собираться, – объяснял хирург, когда хранители вышли из корпуса. – Только после полуночи. Мы ведь все духи. А Иваныч… он жил на этой земле еще до того, как тут построили больницу.
– Но разве не Вера была самая старшая?
Виктор покачал головой.
– Все знают, что он человек не до конца. А точнее, никогда им не был. Он это то, что высшие инстанции
