хруста злого
Уже не холода важны,
А важно слово.
И важен утренний собор
В квадратах окон,
Седой узор, седой забор —
Декабрьский локон.
Стихи,
Стихи горят в костре,
Горит бумага…
1970 г.
ЗИМА
Когда без умысла и смысла
Окно зимой заволокло,
Я жду, чтоб пламя перегрызло
Зимы немыслимое зло,
Чтоб не видать следов лукавых
В хлопковой похоти снегов,
Деревьев детские суставы.
Медвежьи туши облаков.
Львов, 1970 г.
ВЕРА
Я с иудеями в родстве.
Мне страшно в равенстве убогом.
Как будто в вечном торжестве
Стоять перед единым Богом.
Во рту языческую слизь
Я с детства берегу любовно.
Над амулетами трястись
Мне и красиво, и удобно.
Блудливый Будда спит во мне
И за ночь слова не проронит,
И в этой хитрой западне
Молчаньем заживо хоронит.
Я отмываю от песка
Глаза Самофракийской Никки:
А в них – такая же тоска,
И в сердце – шепоты и крики.
Свой крест несу я, как таран,
По жирной иудейской пыли.
Но снова скажет Иоанн,
Что это мы Христа убили.
Я волен жить и умереть,
Любить собак и слушать воду,
Перед листвой оторопеть,
Меняя рабство на свободу.
1970 г.
ПЬЯНАЯ СКРИПКА
Пируют свечи,
играют скрипки
Псалмы Давида
в моей улыбке.
Враги Давида
в моей печали,
Когда в оркестре
свирель молчала.
О скрипка-чудо,
печаль пивная,
Тебя погубит
душа больная.
Кладу на скрипку
худые щеки
И принимаю
ее ожоги.
Поют над ухом
четыре жилы
Про то, как саван
для скрипки шили.
1970 г.
УЖИН У РЕБЕ
После молитвы о хлебе
Слаще селедка и лук.
Кто научил тебя, ребе,
В тесто замешивать звук?
Будто не ест, а целует
Белых картофелин снег:
Что он у Бога ворует,
Этот смешной человек?
То задыхается в споре,
То прикоснется к вину,
Ребе
