не думаешь, что у нас будут проблемы от такого огромного портрета шаха в квартире? В то время, когда большинство иранцев его ненавидят?
– Мы его не ненавидим.
– Ты скоро уедешь из страны. Что я буду с ней делать, когда останусь одна с детьми?
– Нельзя было отказаться, азизам. Я был вынужден принять ее.
Мама́н больше ничего не сказала. Она поджала губы и вышла из гостевой комнаты – привычка, которой она поддавалась, когда ее раздражал разговор.
После ее ухода баба́ перевел взгляд на нас. Он заметил, что мы с Мар-Мар стоим за диваном. Он никогда не хотел, чтобы мы расстраивались от их напряженных разговоров. Он подмигнул нам, хлопнул по ногам и сказал:
– Кто хочет забраться?
Мы обе бросились к нему. Он протянул руки и по одной помог нам влезть по его ногам, пока мы не добрались до шеи. Мы играли в игру со шрамом на его шее. Шрам был идеально круглым, безволосым и гладким. Мы пытались дотронуться до его центра, когда добирались до шеи. Он говорил нам, что центр шрама – самое щекотное место, и если нам удавалось его коснуться, он еще долго хихикал. Он прикрывал шрам одной рукой, придерживая нас другой. Мы боролись, пытаясь оторвать его руку и коснуться шрама. Мы всегда побеждали. Он смеялся и в ответ щекотал нас по животам.
Через полчаса мы начали тяжело дышать. Обе раскраснелись, и животы у нас болели от смеха. Мы повалились на пол, пытаясь отдышаться. Баба́ сел на диван и откинулся на спинку. Пот стекал по линии волос перед ушами. Он обтер лицо рукавами формы. Я начала переваривать новости. Человек, сидящий на диване, мой баба́, собирался уехать в Америку.
– Баба́, – прошептала я, – ты нас оставишь?
Баба́ посмотрел на меня и улыбнулся.
– Мы все поедем. Я просто отправлюсь чуть раньше, чтобы подготовить все к вашему приезду.
– Почему мама́н расстраивается? – спросила я.
– Все будет в порядке. Она сильная женщина. – Он встал с дивана и подошел к картине, изучая шаха и его черную кобылу. – Какую сказку ака-джун рассказал вам вчера?
– Про лошадку! – восторженно закричала Мар-Мар. Она вскочила с пола и бросилась к баба́. Не думаю, что она поняла важность и последствия новостей.
– Правда? Про такую? – спросил баба́. Мар-Мар встала рядом с ним. Она не доставала ему даже до пояса.
– Да. Эбен. Ака-джун сказал, что лошадку звали Эбен. Принцесса обняла принца за пояс и поехала с ним на лошадке. Ты знал, что у Эбена была за ухом кнопка?
– Зачем? – спросил Баба́.
– Мар-Мар, лошадку не звали Эбен, она была вырезана из эбена. Это такое черное дерево, – сказала я. Я встала и тоже подошла к картине.
– Лошадка могла летать, когда принц нажимал на кнопку, – сказала Мар-Мар.
– Правда? – Баба́ удивленно нахмурился.
Мар-Мар несколько раз кивнула. Ее прямые черные волосы закачались возле лица. Она испытывала триумф, рассказывая баба́ что-то, чего он не знал. Она закружилась перед портретом
