была все равно что остров сокровищ. Все, о чем мы в детстве мечтали, можно было найти там. Туалетный столик был сделан из черного лакированного дерева с тонкой золотой полосой по краям. Я долго стояла у столика, наблюдая, как Саба красится. Она выводила идеальную арку бровей карандашом и по одному выщипывала волоски, которые заходили за ее границы. У карандашей для глаз были невероятно мягкие стержни, и ее веки сверкали, стоило ей закончить наносить тени. Иногда она разрешала мне провести по своим губам клубничным блеском. Я до сих пор помню то колюче-сладкое ощущение.
По ковру были разбросаны старые виниловые пластинки. Я никогда не видела, чтобы они были в порядке и расставлены по полкам в той комнате. Цветные изображения знаменитых иранских поп-певцов были на конвертах пластинок на полу и на плакатах на стенах. Лейла дни напролет слушала граммофон, подпевала и кружилась из спальни в холл, на лестнице, в кухне и на каждом квадратном метре дома. Она знала тексты тех песен наизусть. Ее серебристый голос разносился по комнатам, будто прекрасные ноты цимбал.
– Выключи эту музыку! Кяр шодим бе хода![9] – частенько кричала из кухни Азра. Но музыка играла громко, и Лейла ничего не слышала – а если и слышала, то не обращала внимания.
Через несколько дней после наблюдения луны мама́н отвезла нас в дом ака-джуна после школы. Она хотела сопровождать баба́, когда он пойдет получать паспорт и прочие проездные документы. Ака-джун ушел в мастерскую, а Азра была занята ужином, когда мы пришли. Мы с Мар-Мар наперегонки бросились в комнату теть, едва переступив порог дома. Лейла и Саба готовились на выход.
В одной руке Лейла держала утюжок, а другой накручивала густой локон на щетку.
– Почему вы сегодня пришли? – удивленно спросила она.
– Салам, хале-джун[10], – сказала я. – Мама́н хотела поехать с баба́ за паспортом. Куда ты идешь?
Она зажала карамельные кудри утюжком, одновременно вытягивая их щеткой.
– На улицу.
– Можно нам с тобой? – спросила Мар-Мар.
Лейла положила утюжок на туалетный столик и кинула взгляд в зеркало на свои выпрямленные пряди.
– Нет. Нельзя. Мы собираемся на важную демонстрацию. Детям там не место.
Саба застегнула молнию на своей мини-юбке и попросила меня застегнуть на спине ее серую шелковую блузу. Она встала на колени, чтобы я могла дотянуться до спины. Я разделила мягкие черные волосы и взялась за пуговицу и петельку.
– Хале, а что такое демонстрация? – спросила я.
Мар-Мар надела один из цветастых ободков Сабы и посмотрела в зеркало. Мама́н обычно надевала ободки ей на голову, чтобы волосы не лезли в глаза. Ей нравилось примерять ободки Сабы.
– Вы готовы? – В дверь постучал Реза.
– Почти. Можешь зайти, – сказала Лейла.
Реза удивился, увидев в комнате нас с Мар-Мар. Я объяснила, откуда мы взялись,
Ей-богу, мы сейчас оглохнем (
Тетя (
