Раньше такого я за собой не замечал, а стало быть – ехать обязан.
Общительность, порой излишняя, и наглость Дэвида выводила из себя в академии, сворачивала кровь, но даже сейчас я не представлял себе, как работать в компании уже двух Дэвидов, чтобы не навредить никому. Правда, в Чикаго существовал еще один помешанный. И встретиться нам предстоит завтра.
В гостиной я заметил под дверью белый конверт. Джереми не стал меня беспокоить по такой чепухе, за что ему спасибо. Впрочем, деньгами Дэвида я пренебрегать в этот раз не собирался, появилась замечательная мысль куда же их потратить. Кинул конверт в портфель и пошел разбирать вещи.
Из чемодана в комод легли три белоснежные рубашки, три пары черных штанов, два галстука, предметы личной гигиены, которые я расставил по полагающимся местам. Захватил и маскировку. Официальный наряд отправился в шкаф дожидаться подходящего дня, потрепанные жизнью штаны и выцветшая рубашка легли на комод в гостиной. Что сейчас, что во время сборов, я не отдавал себе отчет зачем взял все эти тряпки, руки работали сами по себе.
Из портфеля на прикроватную тумбу отправилась только «Американская трагедия» Драйзера с закладкой ровно на половине книги; на дне его остался лежать конверт и полицейский жетон. Достал из кармана пальто револьвер «Смит и Весен» тридцать восьмого калибра, с которым не расставался с самого первого дня, как его получил. Покрутил в руке, открыл барабан – шесть патронов. Стреляться ни с кем не собирался, носил только в целях самозащиты или запугивания, если придется. Патронов больше не было. Оружие отправилось обратно в карман.
Я переделал все, что можно. Заново сложил и разложил по полочкам вещи, понаблюдал в окно за людьми и обстановкой, походил взад-вперед по просторной гостиной, осматриваясь. Из красного тут было только покрывало на кровати, портьеры и ковер. Белоснежный диван в гостиной дополняло такое же белоснежное кресло. На письменном столе из темных пород дерева стоял стационарный телефон.
На настенных часах было девять часов вечера и пятьдесят восемь минут. Две минуты просидев на диване, дождавшись ровно десяти, я раскрыл папку на коленях и приступил к «изучению» материалов. Все, что мне требовалось – фотографии жертв с места преступления и небольшое досье.
Фотография первого трупа была плохого качества. Прямо в центре снимка, на груди жертвы красовалось белое пятно, словно в кадр попало облако дыма. Можно было разглядеть только лицо. Закрытые веки, глаза вдавлены. От лба до подбородка ножом или другим острым предметом была проведена глубокая прямая линия, и такая же от левой скулы до правой. На порезах каплями загустела кровь, на бледной коже застыли темные багровые подтеки и полосы. Их нанесли еще при жизни. Тело на фотографии было практически не видно, но я заметил, что на девушке была одежда, вроде черное платье. Пальцы правой кисти ампутированы, левая ступня тоже.
Я отложил фотографию и принялся выбирать из материалов по первой жертве полезную мне информацию. Кэйтлин
