ожидал услышать что угодно, но только не это.
– А с чего бы тебе об этом волноваться?
– Ну она же моя коллега. А коллеги должны помогать друг другу.
– М-м-м, ясно… И с каких пор ты продвигаешь такую философию?
– С недавних, друг мой, с недавних, – Максим похлопал его по плечу. – Ты разве с ней не согласен?
– Темнишь ты что-то, Макс. Что тебе от неё нужно?
– Немного любви и каплю сочувствия, – усмехнулся Холин и ушёл.
– Чёрти-что, – пробормотал Белов и вернулся в кабинет.
Вечером Адель без сил ввалилась в квартиру. Марка ещё не было. Швырнув в кресло сумку и сбросив обувь, она упала на кровать. Полежав несколько минут и поняв, что тяжелые мысли никуда не уходят, она направилась в душ. Ледяная вода немного облегчила головную боль и ненадолго отвлекла от мутного ноющего чувства тупиковой беспомощности, комом обосновавшегося в груди. Завернувшись в полотенце, Адель вышла из ванной, босиком прошла в комнату и встала в её центре.
Господи, где она? Это невыносимо.
Квартиру, бывшую когда-то такой просторной, чистой, а с появлением Марка и уютной, теперь вряд ли можно было назвать квартирой вообще. Она отличалась от кабинета Адели только гораздо большим количеством разбросанных вещей. Исписанные мелким почерком листки, распечатки, схемы, рисунки – килограммы бумаги. Вырезанные заметки из газет, множество фотографий, прикреплённых на специально купленной и висящей на стене доске – помеченные маркерами, соединённые стрелками, отмеченные восклицательными знаками фотографии… Тут же карта города в удобном масштабе с местами проживания и местами смерти жертв, посещаемыми ими объектами… даты. Даты и количество жертв. Это убивало Адель больше всего. Казалось, этому не будет конца никогда. При входе в квартиру складывалось впечатление, что это – обитель всех существующих дел в отделе вообще за всё время его работы. При одном только взгляде на весь этот бардак (и ладно бы, дающий результаты бардак, но ведь нет же, всё бесполезно, разгадка так и не найдена) у любого опустились бы руки. У неё не было ни сил, ни времени раскладывать, разбирать и выбирать одежду, да и ходила она в последнее время практически в одном и том же. У неё не было ни сил, ни времени что-то готовить, в основном они с Марком ели на работе либо разогревали готовую покупную еду. Да что там говорить, у неё не было ни сил, ни времени даже разговаривать с Марком о чём-то, кроме работы. Хотя, если признаться, желания такого у неё тоже не было. Она уже не могла думать ни о чём и ни о ком, кроме изощрённого убийцы, до сих пор находящегося на свободе, с каждым разом всё больше запутывающего их.
Адель устало опустилась в кресло. Последнее время (хотя как долго длится это «последнее время»? она уже потеряла счет дням и ночам) в её жизни существуют только две вещи – Дирижёр и кофе. От первой она не избавится, пока не найдёт этого сукина сына, а без второй она не сможет думать, чтобы найти его. Хотя, наверное, стоит сказать, что их три? Как же Марк? Адель уставилась в потолок. Пожалуй, это было единственное чистое, не увешанное документами и фотографиями, место в квартире.
