как конвой выехал из города и Ласин вновь открыл свою пасть:
– Фон Кригер… Ответь мне, где Торрен?
– Я ничего тебе не скажу, Ласин. У твоей конторы на меня ничего нет и быть не может.
– Пра-а-авда? А ты уверен? – он достал конверт из бардачка.
Я стоял на краю бездны, ведь впервые ощущал истинный неподдельный ужас. Пришлось направить все усилия на то, чтобы лицо выражало только спокойствие. Ласин смотрел на израненные руки гнилым взглядом и крепко держал конверт.
Внутри могло быть что угодно: фото чистой улыбки при встрече с террористкой, доказательство глупых шалостей с проститутками, фото прислуги с завязанными глазами и руками или запись разговоров. Ласин вскрыл конверт и достал содержимое. На фотографии располагался побледневший труп офицера.
– Ну и куда мы едем, Ласин? Собираешься пристрелить меня на пустыре, как собаку? И всё из-за какого-то хайвест-лейтенанта?
– Не говори ерунды. Это не мой метод.
– Так это просто автомобильная прогулка в кругу боевых товарищей?
– Мы едем кое-кого навестить. Ты думал, убийство сойдёт тебе с рук, потому что ты один из лучших генералов страны? Может… Может так и будет… Но я заставлю тебя встретиться с последствиями твоих действий! Великой королеве плевать чем заняты её генералы, но мне не плевать на своих офицеров. Я проучу тебя за твою дерзость. Ничтожный нытик решил, что может просто взять и убить моего человека! Ебаная гнида как ты получит по заслугам. Скажи, что ты чувствовал, когда решил добить его?
Я незаметно выдохнул.
– Отвечай, когда тебя спрашивают! – солдат с соседнего сидения ударил в плечо.
– Я не хотел его убивать…
– Что? Не слышу. Ты что?
Вновь последовал удар.
– Я не хотел его убивать! – я схватил офицера за шкирку. Тот потерялся и посмотрел на начальника.
– Да ну нахуй! Ты не хотел его убивать? Но убил? – Ласин не обратил внимания на офицера и пододвинулся поближе. Рядом сидел Эрвин и без эмоций смотрел в окно.
Я отпустил офицера и ничего не ответил. Знал бы кто-нибудь, что я ощущал, как тяжело было на сердце. Я тонул в жгучем чувстве стыда и вины. Тяжелое бремя ответственности угнетало разум, когда я вспомнил тот неправильный, гневливый удар, как крики беззащитных гармонистов разрывали молчание ночи. Воспоминания обрушивали на меня страшный вес непоправимого, уже неизменного.
Усталость истощила тело, вечерело. Горькая правда, что я убил беззащитного поражала. Да, он был сам виноват, что я его избил, но ведь хайвст-лейтенант был абсолютно беспомощен, когда лежал передо мной и безмолвно молил о пощаде… Когда я добил офицера ногой, он явно не представлял никакой угрозы.
«Я сделал это ради удовлетворения, ведь чувствовал себя так прекрасно, когда гнев отступил и дал мне наконец-то напитаться чем-то… Особенным…»
Смутный труп офицера лежал
