вернётся через час. – Она остановила свой рассказ, и спросила: – Вы можете это не записывать?
– Что именно?
– Ну то, что Лёша вынес и передал мне картину. Я хоть и молодая, но прекрасно понимаю: если я такое скажу под протокол, вы подтяните Лёшу как соучастника, а я этого не хочу. К тому же тогда у меня будет уже «группа лиц».
Карецкий был поражён её знаниями в области уголовного права.
– А куда же я теперь дену эту картину и твоего Лёшу? – по-отечески спросил Карецкий, пытаясь немного разрядить обстановку. Он взглянул на неё сочувственно и ему стало искренне жаль этого ещё совсем маленького человечка, который вляпался в такую скверную ситуацию «благодаря» своему близкому. В нём буквально начинало закипать чувство ненависти к этому Лёше, и он понял, что сейчас она будет брать всё на себя.
– Укажите в протоколе, что я взяла эту картину. Про Лёшу ничего не пишите. Пожалуйста.
Карецкий в уме стал быстро анализировать дальнейшее развитие событий по принципу «что будет, если…». И ключевым был вопрос: что будет, если он запишет в протокол её показания, где Алексей является соучастником? Он представил, как вызовет его на допрос. Тот естественно станет всё отрицать. На очной ставке сама Полина откажется от своих показаний, потому как даже сейчас она не желает его в это втягивать. Всё! Подозрения с Лёши снимутся, и Полина пойдёт по делу одна, как и сейчас. А иных доказательств причастности к краже Алексея не найти однозначно.
– Хорошо, я не буду это записывать, но тогда что я должен написать про картину?
– Напишите, что я сама взяла её, когда собрала детские вещи в пакет.
Он записал в протокол данные слова и дальше у него возник ещё один не менее важный вопрос:
– А как тебя задержали? Как ты оказалась здесь, в отделе, с вещами Голощенковой? Расскажи мне подробно про то, кто, где и как тебя поймал.
Полина на минуту задумалась, решая говорить ей правду или нет. Карецкий уже научился распознавать, когда человек собирается ему соврать, поэтому сухо сказал:
– И не нужно ничего придумывать. Я всё равно узнаю, как было на самом деле.
В этом она уже перестала сомневаться. Полина опустила голову, разглядывая пальцы рук, затем сказала:
– Прусов. Он давно хочет, чтобы я с ним стала встречаться. Сегодня, когда я шла с вещами от Голощенковой, у самого подъезда ко мне подъехал Прусов на своей машине. Он перегородил мне дорогу к подъезду и просил, чтобы я села к нему для серьёзного разговора. Я понимала, что он хочет, поэтому отказалась. Тогда он выскочил из машины, схватил меня рукой за локоть и сказал, что даёт мне последний шанс, а если я откажусь, то сильно об этом пожалею. Я не хотела быть с ним, но не знала, как это обернётся для меня. Я ему сказала, чтобы он оставил меня в покое и больше не приезжал сюда. Тогда он вырвал у меня из рук пакеты и спросил, что это. Я ему сказала как есть, что эти вещи мне отдала Голощенкова, что тут в основном детские вещи. Он в ярости бросил пакеты на землю и уехал, а я подобрала
