вижу перед собой неизведанные просторы, но вижу смутно…», – писал М. Монтень [Монтень М. Опыты, 1580]. Этот признанный художник человеческой души признавался: «Я хочу, чтобы меня видели в моем простом, естественном и обыденном виде, непринужденным и безыскусственным, ибо я рисую не кого-либо иного, а себя самого».
В процессе написания книги многократно убеждался в правоте Сиона де Бовуара (1908—1986), Ж.-П. Сартра, М. Монтеня о том, что «нет описания более трудного, чем описание самого себя» [Симона де Бувар. Второй пол, 1949; Сартр Ж.-П. Бытие и ничто, 1943]. Через самонаблюдение, самоанализ, самоотчет, самопрезентацию, мы лишь пытаемся приблизиться к тайне своего «Я». При этом, обязательно, познавательные способы предполагают раздвоение «Я»: во-первых, «Я» как «наблюдатель»; во-вторых, «Я» как «наблюдающее». То есть как субъект и объект, но целостностную познавательную картину можно получить, когда анализирующий (объект) получит одобрение анализирующего (субъекта).
Каждая форма «Я» представляет собой образец философского творчества, в котором автор обращается к тем людям, на мышление которых он хотел бы повлиять, что, в свою очередь, приводит к становлению феномена «Я-концепции», как одного из способов понимания и познания себя и окружающего мира. Когда человек пройдет все этапы жизни – «огонь, воду и медные трубы», он будет вести себя снисходительно, оценивая свои поступки с некоторой отстраненностью, а то и с презрением. Речь пойдет ни много ни мало о том, чтобы вновь начать Познание, то есть создать совсем иную историю, очищенную от прежнего налета, наслоения, в которой нам будет дано вновь обрести снисходительный покой и умиротворение.
Таким образом, на мой взгляд, сконцентривавшись на особенностях траектории личной жизни и работы можно было осмыслить те причины, оказавших наиболее существенные влияния на итоги жизни и творчества. В этом смысле, именно осмысление причин, главным образом внутренних и представляет научный интерес в процессе формирования «Я-концепции». Понятно, что при этом приходится иметь дело со смутными, зыбкими понятиями, опираться больше на интуицию, чем на логику и разум, опираясь на свою внутреннюю убежденность. Я знал, что истина недостижима, но мне было горько осознавать эту правду, по собственной воле и разумению впрягаясь в разрешение еще одной научной проблемы.
Когда я пытаюсь описать свою жизнь, его перипетии, зигзаги, взлеты и падения, то я подпадаю под позицию фрейдистской этиологии, которая рассматривает жизнь как грандиозный роман, построенный на причинах и следствиях. Отсюда и все подробности: где и когда я родился, каким было мое детство, каким я был в школьные и студенческие годы, где и в каком коллективе мне пришлось работать. Я строил свой автопортрет в соответствии с таким сюжетом: «Моя жизнь прошла так-то и так-то, но у меня не было иного выбора, и я не виноват в этом. Все дело в моем прошлом, в моем окружении и так далее». В этом отношении я был не далек
