церулеум, – внезапно вспомнил он совершенно чужую информацию. – Киата ее так называет.
– Что?!!
…Когда теперь уже Эйзен в панике вытолкнул безвольного Джафара на площадку перед Воротами и дрожащими руками закрыл их на ключ, механик еще некоторое время приходил в себя, выгружая из сознания дополнительную жизнь.
– Это пострашнее, чем алкоголь, – сказал он в итоге. – Сколько мы там были?
– Пять часов тамошнего времени и один час нашего, – Эйзен смотрел на него, подозрительно сощурившись. – А теперь объясни, что с тобой случилось. Откуда ты взял название бабочки? Кто такая Киата?
Джафар помолчал, осматриваясь и пытаясь осознать.
– Мое сознание заместили, как слайд в старом проекторе. Словно вытащили одно и вставили другое… И самое странное, что тот, второй… это тоже был я. Киата – местный препод по астрономии. Но бабочек знает. В тетрадке Карины про неё нет?
Эйзен вздохнул и поморщился.
– Пока не встречалась… Ты сам-то читал тетрадь Карины?
– Только первые два рассказа.
– Будешь читать третий, как домой придем. Хотя… может, тебе уже и не надо, а? Может, это твое прошлое?
– Прекрати, – поморщился Джафар. – Я здешний. В смысле, с этой стороны.
Эйзен посмотрел на него с сомнением и всю обратную дорогу держал дистанцию.
История из тетради
– Вы извините меня, Вайжа Илианович, старика многословного. Я вам не мешаю?
Вайжа сидел за банкетным столом, склонившись над курсовыми, а автор —
промахивался придвигаемым стулом в попытках присесть подле. Стул был ореховый, темно-коричневый и прочный, об стол стукался твердо и гулко, не смущая, однако, этим Иннокентия Кирилловича, известного в среде студентов Октагона под фамильярной кличкой «Кирыч».
– Нимало, – ответил Вайжа с интонацией, противоречащей смыслу. Оба собеседника были седы, однако разница в тридцать лет между ними была не в пользу Вайжи, и тому надлежало быть почтительным, хотя курсовые не располагали.
– Извините, но я должен кому-то рассказать, – интеллигентный преподаватель сел, сложенной в чашечку ладонью оберегая бородку от особо липких разносолов, – у меня где дача, поле, а на поле… куча.
Почувствовав требовательную паузу, Вайжа Илианович поднял голову от курсовых работ, щурясь на мигающие лампочки. День Рождения ректора шел уже два часа – время, когда еще никто не прекратил пить и не начал трезветь. Не пил только Вайжа.
– Это потрясающе, – произнес он. – Никогда б не подумал. Куча. Кто же осмелился?
– И вот вчера, – продолжал Иннокентий Кириллович, – я отправился гулять в те места. И что-то меня потянуло в ту сторону.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
