Последний вариант пути существенно короче, но он проходит через горы, а про них говорят так: “Там сплошные подъемы и совсем нет равнины”. Большой карете будет трудно преодолевать такие препятствия, и на это уйдет не менее двенадцати дней. Я ратовал за Ньютон-Линн и морской маршрут, милорд Уттербак согласился со мной в своей обычной, едва слышной манере; однако августейшая особа все еще не готов отказаться от торжественного въезда в Селфорд, где все должны будут упасть на колени, увидев карету, достойную бога, поэтому я опасаюсь, что нам предстоит долгое путешествие по горам. Впрочем, какое это имеет для меня значение? Теперь я буду ехать верхом на собственной лошади! А карета может хоть провалиться в болото – вместе с августейшей особой.
Надеюсь, ты не против того, что я посматриваю на женщин. Я хочу сохранять благородство в отношениях с прекрасным полом, а потому стараюсь быть откровенным.
Мои пустые разговоры безобидны и больше похожи на комедию, чем на романтические приключения. О чем ты со временем узнаешь».
Я оторвался от письма, услышав на набережной стук каблуков, и увидел темноволосую молодую женщину изумительной красоты, шедшую с корзинкой турнепса на плече. Яркие пучки зелени колыхались у нее за головой, словно солдатский плюмаж. Она встретилась со мной взглядом и некоторое время не отводила глаз, потом отвернулась и зашагала дальше. Я посчитал несправедливым, что столь прекрасная женщина носит тяжести, и быстро уложил письменные принадлежности в картонную коробку, намереваясь помочь ей донести турнепс, но тут увидел, что вслед за ней идет лорд Уттербак.
Одежда Уттербака соответствовала его положению – ярко-синий и желтый цвета, розовые галуны, изысканный орнамент, вышивка и белевшая в открытом вырезе камзола атласная рубашка. На бедре висела шпага с бронзовым эфесом, голову венчала шляпа с плюмажем и бриллиантовой булавкой. Во время путешествия я успел привыкнуть к тому, что Уттербак носил обычную скромную одежду, поэтому сейчас его парадный нарядный вид меня удивил.
Однако Уттербак не кичился своим статусом, не важничал в роскошных одеждах, а смотрел на дорогу, сложив обе руки за спиной, под накидкой, отороченной черными вороньими перьями.
Уттербак помедлил, словно обдумывая мысль, только что пришедшую ему в голову, потом поднял взгляд, и на его лице появилось легкое удивление, словно он только сейчас понял, где оказался. Потом он увидел меня и узнал.
Я подошел к нему с лицом уважительного придворного:
– Милорд.
Уттербак заморгал.
– У тебя ко мне поручение? – спросил он.
– Нет, милорд. Я сидел в таверне и писал письмо, когда увидел, как вы прошли мимо.
Пожалуй, лорд Уттербак обдумывал мои слова дольше, чем они того заслуживали, а затем задал вопрос, показавший, что его разум далек от причала, писем или таверн:
– Йомен Квиллифер, согласен ли ты с утверждением Эйдрича Паломника о том, что
