смысл, ведь под его началом ранее служили королевские солдаты, ныне либо погибшие, либо попавшие в плен.
В любом случае претендентов на эти должности утверждал король.
Мне эта сцена напомнила убогую комедию положений; при этом я не мог не отметить, что один из кандидатов презирал меня как сына мясника, а другой пытался убить всего несколько дней назад. Не отрывая глаз от восковой таблички всякий раз, когда сэр Стенли смотрел в мою сторону, я решил, что популярность среди военных при данных обстоятельствах мне не грозит.
К моей огромной радости, я узнал, что доярка Элла не пострадала. Мне нравилось представлять, как она лежит на постели из мха в лесу Эйли с обращенным к ночному небу личиком в форме сердца и отражающимся в ее темных глазах лунным светом.
«Думала ли она обо мне, – задал я себе риторический вопрос, – беспокоилась ли о моей судьбе, боялась ли за меня? Скорбела ли, не зная, жив ли я? Скучала ли по мне, лежа на зеленой постели?»
Гриббинс начал говорить, едва спустившись с лестницы ратуши. Ольдермен приготовил прощальную речь и был полон решимости произнести ее даже перед аудиторией из дюжины случайных прохожих, лакеев и слуг, собравшихся возле кареты. Стоя с уважительным видом, я обратил мысли к Элле, устало лежавшей на лесной постели. И тут я услышал тихий голос с акцентом Бонилле.
– Честолюбие достойно похвалы. Но продвижение вперед приходит в свое время, а отчаянно хватающийся за любую возможность мужчина рискует оказаться смешным.
Я повернулся к судье Траверсу и поклонился.
– Вы имеете в виду наше хвастливое посольство? – спросил я.
– Вовсе нет. – На губах Траверса появилась улыбка. – Если на то пошло, я имел в виду тебя и твое грандиозное прошение. – Он протянул руку и доброжелательно коснулся моего плеча. – Полагаю, ты взял с собой «Судебную риторику» в переводе Делварда, а не Роулингса?
Я почувствовал, что краснею.
– Да, милорд, я поступил именно так. – Делвард являлся частью нашей добычи из книжной лавки.
– Это хорошо. Я заверил ольдермена Гриббинса в твоих способностях, но он захочет проверить, на что ты годишься.
– Я очень на это надеюсь. – Мне показалось, что мои слова прозвучали слишком дерзко, и я понизил голос. – Благодарю вас, милорд, за вашу доброту.
– Полагаю, у тебя все получится в столице, – сказал Траверс, – в особенности если ты научишься скрывать честолюбие за маской покорности.
Я почувствовал, как мои губы кривятся от гнева.
– Увы, очень многое в последние дни заставляет меня испытывать смирение и покорность.
И вновь судья коснулся моего плеча.
– Мне кажется, юный Квиллифер, что я говорил о маске. – И он отвернулся.
– Пожалуй, это было чересчур загадочно, – прозвучал в другом моем ухе голос Кевина.
Я вздохнул и повернулся к нему:
– Нет,
