Отто Гендевальд дважды щёлкнул пальцами в сторону пинающих мёртвую тушку четырёх полицейских в форме и в приказной форме сказал:
– Чем вы тут занимаетесь, придурки? Это же место преступления, а не футбольная лига Бразилии, – пронизывающе сказал Отто, не сводя глаз с полицейских. – Давайте везите труп в четвёртую больницу к Фишеру, – добавил он.
– Но, герр Отто, туда же ехать на повозке часа полтора, – неуверенно ответил один из полицейских.
Герр Отто, посмотрев на старые отцовские карманные часы с серебряным напылением, показал пальцем на стрелку, которая показывала 4:34 утра, и намекнул на то, что если они не довезут труп до шести, то останутся на вторую суточную смену без оплаты. Конечно, у него не было таких полномочий, но вечно злой Конрад мог их предоставить, и полицейские это знали. Тут же замолкнув, они начали грузить труп на медицинскую телегу, приехавшую ещё двадцать минут назад.
Уже понемногу светало, и ранние лучи света начинали освещать сначала башню цитадели, а потом и всю улицу, заменяя свет фонаря, который обычно отключают к пяти часам утра. Всё это время, пока толпа зевак и офицеры полиции толпились в тесном переулке, мозг Освальда был занят размышлениями о преступлении, так что он совсем позабыл о своей работе. Но хуже всего, он позабыл о Миле. Пелена маленьких пушистых облаков, похожих на шотландских овец, накрыла небо и, подобно стаду, скакала по небосводу, время от времени пропуская лучи солнца. Один из лучей попал Освальду в глаза. Не привыкший к солнечному свету, вечно сидящий в кабинете и выбирающийся на улицу только поздно вечером, господин сенатор зажмурил глаза. Спустя мгновение он почувствовал чьё-то дыхание возле своего подбородка, что было странно: толпа людей уже разошлась, и было абсолютно тихо ранним утром, все вставали и собирались на работу, а вокруг лежал снег. Сенатор открыл глаза и увидел Милу, лестно протягивающую ему чашку какого-то тёплого чая с запахом лесных трав. Над волосами Милы светило солнце, напоминая ангельский нимб.
Не верующий в господа Бога, Освальд, как после очередной рабочей ночи, потерявшись в памяти, спросил: – Сколько?
– Что сколько? – ответила ему Мила.
– Сколько мы тут находимся? – сказал Освальд.
– Не знаю, часа три, может, четыре, из которых вы, господин сенатор, точно стоите почти голый без верхней одежды. Стоит ли мне напомнить вам, что на улице зима и вы можете простудиться, а работа у вас и так тяжелая? – сказала Мила, протянув чашку горячего чая в сторону Освальда. Тот не сильно рад был этому маломальскому подарку, как расстроен тому, что эта ночь закончилась, и в непонимании, что делать дальше. Мила постояла так ещё, может, пару секунд и двинула чашку в руку Освальда.
– Выпейте это, потом поговорим. Пока вы тут стояли, инспектор Конрад Штайнер дал мне свою визитку, чтобы я передала вам, как вы отойдёте от шока, – добавила Мила.
– От какого шока? Всё было нормально, – сказал Освальд.
– Вы
