Приятного аппетита, кровососы!
Кощей изводил Горыню своим нытьём. Обо всём не взятом с собой в вояж он канючил непременно вслух. И в качестве усилителя давления бессмертный манипулятор использовал, разумеется, девочку.
– Кажется, подул ветер, – артистично поёживался Кощей, поднимая ворот кафтана.
– Чего ты скрючился, будто на тебя карачун чихнул? Он же тёплый.
– А-а-а-а, в этом и есть его коварство. Вроде ласковый, безвредный ветерок, а наутро привет, простуда. Она, правда, легко излечивается ландышевым мёдом. У меня дома всегда припрятана маленькая скриночка такого на этот случай. Но мы его тоже не взяли. А зачем? Пусть ребёнок кашляет и сопливит до самого Славгорода!
– Я хочу пить, – призналась Искра.
– Скоро будет ручей, – ответил Кощей и покосился на витязя. – Правда, у нас нет моего походного набора жестяных кружечек. Ну что ж, будем лакать из ручья как еноты…
Хуже Кощеева нытья были только его приступы экзальтации. Как любое существо, обладающее чувством прекрасного, Бессмертный обожал запоминать миги. И этими запоминаниями безумно тормозил путешествие.
– Боги! Посмотрите, как величаво свисает с еловой лапы эта шишка! – восхищённо вскрикивал он.
– Обычная шишка, тут на каждой ёлке такие гроздьями висят, – бурчал Горыня. – Идём!
Но Кощей уже был весь в творчестве. Он приседал, вставал на цыпочки, выворачивал голову до хруста в шее, чтобы запоминание мига вышло оригинальным, но при этом не заваливался горизонт. Выбрав наконец правильный ракурс, Кощей замирал на миг, впериваясь в шишку немигающим взглядом. И ладно бы, если бы объектом запоминания была только шишка, мох или улитка с капелькой вечерней росы на заднице.
– Горынь, Искрюш! Встаньте оба на этот пень! – командовал запоминатель-любитель.
– Ты нас на каждом пне запоминать будешь, что ли? – злился Горыня.
– Хватит капризничать! Посмотри, красота-то какая. Ручеёк, сосенки, опёнок! Пожалуйста, на пень! Искрочка, улыбнись в мои глаза. Горыня, тебя это тоже касается. Не оскал, а улыбку я попросил. Почему я вечно должен тебя уговаривать?
– Потому что я не соглашаюсь на всякую хренотень сразу, особенно трезвым.
– Так, не мигаем, чтобы не испортить миг… Искрюш, не вертись. Отлично! А теперь, друг, стань на моё место и запомни миг меня и Искорки.
– Это просто невозможно уже…
– А теперь запомни, как я будто кусаю шляпку опёнка. Запомнил?
– Да запомнил я, запомнил. Мы идём дальше или нет?
– Погоди. Расскажи, каким я запомнился.
– Худым и бледным душнилой с несуразно короткими ногами.
– Опять?! Ты, когда запоминаешь, не видишь, что ли, ничего?! Всё, к чёрту, забудь все миги на пне! Лучше б я Искру попросил. Или опёнок!
Главным же испытанием для Горыни была Искра. Богатырь знал, как вести себя с ордами печенегов, голодными вурдалаками, упырями, чертями, великанами и одинокими женщинами за тридцать. Но маленькая
