похвалил:
– Отменное вино. Лучше вчерашнего…
– Лучше, – согласился Старый Жёлудь и отвернулся.
Помолчали. Хатун не лез в разговор, понимал: не люб такой зять Жёлудю, только деваться некуда – слово дал.
– Пойдём на воздух, – неожиданно предложил кожевник. – Всю ночь здесь сижу. Ноги хоть разомну. – Вылез из-за стола, толкнул кулаком дверь. Хатун последовал за ним.
Шли долго. Хозяин впереди, гость сзади.
– Куда идём? – не выдержал хузарин.
– Уже пришли, – ответил Старый Жёлудь и обвёл рукой окружающий лес. – Чуешь, тишина какая? Птица голос не подаёт, лист древесный не дрожит. Заповедное место. Сюда Мара приходит. Покидает ледяные чертоги, садится на тот пенёк, песню напевает и прядёт пряжу судьбы…
– Мара? Марена, что ли? Откуда знаешь, что приходит?
– Видел её, – со вздохом ответил кожевник и пристально взглянул в глаза Хатуну. – Говорил с ней. Она мне судьбу открыла. Слышишь, шепчут? Это духи-моры слова её повторяют.
В голове у хузарина действительно шумело. То ли вино дюже хмельное, то ли впрямь заколдованное место. На лбу выступил пот. Лицо Старого Жёлудя расплывалось, дрожало, словно отражение в воде. Ноги вдруг отяжелели, подломились. Он рухнул на колени, а потом и вовсе завалился на спину.
Кожевник навис над ним, заговорил быстро, отрывисто, словно боялся, что не успеет всего поведать:
– Не могу я отдать тебе дочку. Другая у неё судьба. Не знаю, счастливая или нет, только с тобой у неё и вовсе светлого пути не будет. У кметей век недолог. Сам бы погиб и её погубил. Не гневайся на меня, витязь. Ради кровинушки против совести пошёл…
Хатун закрыл глаза, ощущая только слабость и холод в теле. Где-то на границе между явью и навью увидел он прекрасный лик юной зеленоглазой девы и прошептал её имя:
– Ниточка…
* * *
Нитка вошла в дом улыбаясь. «Ай да Хатун! Сумел сладить с батюшкой. Отдариваться заставил. Каков ловкач!»
Взгляд её упал на зелёную бутыль на столе, и сердце сковал ледяной ужас. Вспомнились слова отца: «Не тронь этот сосуд! В нём отрава ромейская. Коли случится так, что лихие люди в дом нагрянут, побьют нас до смерти, но и сами сдохнут, аки псы поганые…»
Выбежала с криком из дома, побежала в лес. Знала, куда отец молодца повёл. К заповедной роще, куда, по его словам, приходит грозная, но справедливая богиня – дочь Сварога и Лады.
– Мара милосердная, – шептала девушка, – не отбирай любимого! Пощади! Не о бессмертии Хатуна прошу, не о чудном долголетии, что дала ты сыну своему, Богумиру, а лишь о малом времени счастья! Хоть год, хоть месяц с милым!
Прибежала и поняла – опоздала. Увидела отца и лежащего на траве любимого. Отобрал батюшка негаданное счастье. Растоптал сапогом, как малый только рождённый нераспустившийся цветок.
Упала на землю с рыданиями, царапала лицо ногтями до крови, кусала некрасивые, порченные горячими
