поздно. Пойдем домой.
Бабочка
И тогда для моей матери настало время цветных ниток.
Они ворвались в ее жизнь, и она увидела мир по-другому.
До того в ее повседневной жизни только и было цветного, что олеандр, страстоцвет, мякоть смоквы, апельсины и лимоны, охристая земля оливковой рощи, небесная синева, сумерки, орарь священника, платье Мадонны, картинки с изображениями святых, пыльная зелень местных деревьев и несколько неуловимых бабочек – вот и все, она подсчитала. А в этой шкатулке было так много катушек, так много оттенков, что казалось – не может для каждого найтись название. Многие цвета были ей совсем незнакомы – вот как у этой нитки, до того блестящей, будто свили волокна света. Она дивилась, как неуловимо синий переходит в зеленый, оранжевый – в красный, а розовый – в фиолетовый.
Синий-то, конечно, синий, но какой синий? Полуденная синева летнего неба, приглушенная синева того же неба несколько часов спустя, темная синева ночи, перед тем как она превратится в черноту, мягкая, выцветшая синева платья Мадонны и все эти незнакомые оттенки синего, каких не бывает на свете, смешанные, более или менее разбавленные зеленым или красным.
Чего от нее ждали? Что она должна была сделать с этой новой палитрой, которую ночью подарил ей голос?
Забросать красками приглушенную зимнюю деревню. Вышить прямо на мерзлой земле яркие цветы. Наполнить пустое небо пестрыми птицами. Раскрасить дома, подрумянить оливковые щеки матери и ее обветренные губы. Ей не хватит на все это ниток, да и жизни не хватит.
И она стала смотреть, что найдется в доме.
На столе не было скатерти, на окнах не было занавесок, на полу не было ковра, и салфеток у них не было, и ничего не было. Не было ткани, на которой можно вышивать.
Были простыни, да и тех мало.
– Простыни должны оставаться белыми, – сказала мать.
Две шали и две мантильи.
– Все это должно оставаться черным, – сказала мать.
Нательное белье.
– Белое опрятнее, – сказала мать.
– А мои юбки, мои блузки? – спросила Фраскита.
Две смены одежды на все про все, она носила их попеременно.
Она вообразила, что ей это позволят, что можно переступить через обычаи всего края? Здесь не принято носить цветное! Говорят, в других местах, в других деревнях девушки по праздникам наряжаются, но только не в Сантавеле! У наших женщин нет ни лент, ни прочих украшений!
– Потому что никто им этого не привозит и не продает, – объяснила Фраскита. – А если я буду одеваться в цветное только дома?
Тогда у нее останется всего одна блузка на выход, которая сносится вдвое быстрее.
– Я буду реже выходить из дома!
А на все то время, пока будет вышивать, она что, голая останется? Будет сидеть голая в своей комнате, с иглой в руке?
– В рубашке!
Еще
