на душе, так случалось всякий раз, когда она смотрела на неё. Она была красива, так красива, что это захватывало дух, даже сейчас, когда пора девичества этой женщины, давно миновала. Смотреть на неё было скорее больно, чем приятно, чёткое осознание того, что ты никогда не будешь так хороша, даже на одну десятую, наотмашь било по самолюбию.
– Тебя приветствует славный рассвет, девочка моя, – произнесла красавица, не поворачивая головы, её голос был неожиданно низким, для такой хрупкой женщины.
– Доброе утро Кэйлаш. Прости, я немного задержалась.
– Ничего, собрание ещё не началось, но в следующий раз не опаздывай, мы должны быть примером для окружающих.
Таэш не ответила, засмотревшись на мерцающие тёмные камни, из которых был сложен камин-монстр. Она протянула руку и дотронулась до их поверхности, камни были холодны как лёд.
– Как странно, правда? Что он совсем не нагревается. Камин ведь должен хранить тепло, а этот сделан как будто в насмешку.
Кэйлаш, не отводя зачарованного взгляда от горящих поленьев, ответила, -
– Не думаю, что он был создан для этой цели, дитя.
– А зачем тогда?
– Нам пора начинать, – уклончиво ответила Кэйлаш, отворачиваясь от огня.
Таэш жутко не любила эти ежемесячные совещания. Нудные подведения итогов, колонки цифр, доклады старших слуг и храмовых чиновников, всё это было так скучно, так монотонно. Полная энергии после бессонной ночи служения, Таэш вдруг стала замечать, что силы быстро покидают её. Больше всего на свете ей сейчас хотелось растянуться на своей кровати, расслабить всё тело и заснуть под аккомпанемент птичьих трелей из сада, доносящихся из открытого окна. Пришлось сцепить зубы и ещё сильнее расправить плечи, чтоб не начать клевать носом. Она так и представила себе, как Филли закатит глаза, если она выкинет что-то подобное. Уже прошло больше двух часов, а по ощущениям так целая вечность. Старший садовник нудел уже пол часа о проблемах с плодовыми деревьями и нашествии мошек, Таэш отключилась, не выдержав. Мысли потекли сами по себе, рваным кружевом опоясывая столпы памяти, сознание погасло, как потухшая спичка, взгляд устремился в небытие. Её пронзила острая боль, вернее не боль, а её полное отсутствие, это ощущение которое сложно описать словами. Как будто всё, что может ощущать физическую боль в теле, перестало работать, растворилось, и вся боль, за неимением своего места, перетекла в сферу духовного. Как будто каждая клетка тела, одномоментно, испытала сильнейшую душевную боль, терзая, вопреки ощущаемому физическому вакууму.
Перед внутренним взором Таэш промелькнули обрывочные картины – чёрная прохладная пустота, всполохи голубого пламени, локон белых волос в тёмной поблескивающей луже, широко открытые, яростные, бездушные глаза… .
Таэш привстала со своего стула, как заведённая деревянная кукла, её затрясло, она втягивала в себя воздух с громким хрипом, ничего не выражающие глаза
