спрашивал он волхвов и кудесников: «От чего я умру?». И сказал ему один кудесник: «Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, – от него тебе и умереть». Запали слова эти в душу Олегу, и сказал он: «Никогда не сяду на него и не увижу его больше». И повелел кормить его и не водить его к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев и прошло четыре года, – на пятый год помянул он своего коня, от которого волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал: «Где конь мой, которого приказал я кормить и беречь?». Тот же ответил: «Умер». Олег же посмеялся и укорил того кудесника, сказав: «Неверно говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив»…И приехал на то место, где лежали его голые кости и череп голый, слез с коня, посмеялся и сказал: «От этого ли черепа смерть мне принять?». И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу. И от того разболелся и умер. Оплакивали его все люди плачем великим, и понесли его, и похоронили на горе, называемою Щековица; есть же могила его и доныне, слывет могилой Олеговой. И было всех лет княжения его тридцать и три».
Если убрать из текста классический список северных племен (вероятно, он восходит к временам Владимира, который именно из этих племен набирал воинов для защиты Киевского порубежья, потомками которых были полянорусские бояре XI–XIII вв.!), подвиги Олега вдруг становятся историей вполне реального подчинения приднепровских племен. Надо помнить, что в распоряжении летописца были лишь какие-то предания, подобные тому, на котором основано описание Царьградского похода: о подчинении Олегом Смоленска, Любеча, древлян, северян, радимичей, об убийстве Аскольда и Дира. Скорее всего, предание о казни Аскольда и Дира должно было предшествовать приходу Олега к Смоленску. Однако в эти легенды совсем не вписываются упоминания об Игоре как сыне Рюрика и воспитаннике Олега Вещего. Еще А. А. Шахматов указывал на искусственность присоединения имени Игоря к Олегу. Следуя вслед за «Варяжской легендой», летописец лишь расставлял эти предания в том порядке, в котором они должны были бы следовать, если Олег с Игорем шли из северного Новгорода. Этот же летописец или его редактор потом расставили даты, в результате чего вышло, что каждый год Олег подчинял очередное славянское объединение.
Относительное единство источники соблюдают, рассказывая о смерти Олега. Он умер в зените своей славы, погибнув от укуса змеи, спрятавшейся в черепе любимого коня, смерть от которого Олегу предсказал волхв. Однако это единство исчезает, как только речь заходит о месте погребения Вещего князя. Уже в НПЛ (отражающей редакцию Начального свода) мы видим, что летописец не может сказать ничего определенного – Олег отправляется в Новгород, а оттуда в Ладогу, по другой версии отправляется дальше «за море», где его и укусила змея, а могилу его показывали в Ладоге. Автор ПВЛ к этому добавляет, что есть еще одна версия, что змея укусила Олега в Киеве, где он и умер. Там же, в Киеве, показывали сразу две могилы Олега, помимо которых киевский летописец знал и о могиле в Ладоге.
Подводя
