которая стала заметна в его голосе. – От этого места приятные воспоминания.
Его рассказ заставил меня почувствовать, насколько я соскучилась по Нини и близости с ней в моем детстве, по тому, как каждую ночь залезала к ней в постель. Мы молча сидели, слушая, как зовут и плачут инструменты.
– Хорошая машина, – заметила я.
– Это моего старика. Мама не любит, когда он водит в субботу вечером, так что либо разрешает мне взять машину, либо прячет ключи.
– А зачем она прячет ключи?
– Потому что он вечно пьяный. – Шимми прикусил губу. – А что насчет твоего папаши?
Я сжала пальцами собственное бедро.
– Он в Балтиморе живет. Так и не женился на маме. Она меня родила в одиночку, и я разрушила ее жизнь.
– Не надо так говорить.
– Но это правда. – Я обхватила себя руками.
– Не могу себе представить, чтобы ты что‐то разрушила или испортила. – Он повернулся ко мне, и глаза у него были такие теплые, что я почувствовала, как краснею.
– Ты у тети живешь?
– Пока да. До тех пор, пока мама не успокоится. – Я не могла и представить, чтобы рассказать Шимми про Липа и поцелуй, так что сказала, что мы поругались из-за денег. Это даже была отчасти правда. Потом мы тихо сидели, слушая ритмичную музыку. С улицы виднелись проблески фонарей, тени деревьев были огромные и тоже светились. Ни одной другой машины я не видела. Я знала, что девушки делают с парнями на придорожных парковках, и на секунду вспомнила про Инес и ее фразочку «из молодых да ранних».
Шимми перегнулся через меня и открыл ящик для перчаток.
– Я тебе кое-что принес. – Он передал мне маленькую белую коробочку. Я поддела пальцем печать кондитерской Гринуолда. Внутри оказались две шоколадные конфеты.
– Я еще в тот раз заметил, что ты сластена.
– Спасибо. – Я протянула одну конфету ему, и когда он ее взял, наши пальцы соприкоснулись. Мне показалось, что между нами возник электрический разряд, и меня пробрала дрожь.
– Ты замерзла.
– Да все нормально.
Он снял свой плотный вельветовый пиджак и накинул мне на плечи. Тепло его тела пропитало материал, и я сразу почувствовала себя в безопасности.
– Ты чего сегодня делал? – Я поднесла конфету к губам и откусила. На черном шоколаде отпечаталось колечко розовой помады.
– Ходил с родными утром в синагогу. Но маме не понравилось, о чем рабби сегодня говорил, так что по пути домой она ругалась на идише.
Я распахнула глаза.
– Ой, а скажи мне ругательство на идише!
– Какое? – Он пожевал свою конфету.
– Да любое.
– Что‐то ничего в голову не приходит. – Шимми усмехнулся.
– А что твоя мама говорит?
Он на секунду задумался.
– Du farkirtst mir yorn!
– Что это значит?
– «Ты
