почему-то не пугала. Я была ее частью каждый день своей жизни. Кем бы мы ни были, что бы ни происходило, мне не нравилась идея уезжать еще дальше от дома.
– Не скучай, мышка, – Адам, почти как в детстве, щелкнул меня по носу, поднялся и неспешной походкой скрылся в тени сада. Я знала, что где-то между высокими кустарниками есть его любимое место. Адам любил этот сад, часто скрывался в лабиринтах растений, проводил время в одиночестве, в тишине. Он не всегда был таким тихим. Когда-то Адам напоминал меня в глазах других – широкая улыбка, громкий смех и искрящиеся жизнью глаза, к нему тянулись люди, никто бы не заподозрил в нем сына главы мафии, никто бы не решил, что он как-то связан с криминалом. А потом все рухнуло, будто кто-то высосал из него саму жизнь. Мы не виделись несколько лет, я запомнила его живым, а когда приехала, ничего от привычного Адама не осталось.
Тишина снова опустилась на плечи, отчего-то придавив к дивану. Без Томаса было как-то пусто. Если бы он только был жив, мы бы прошлись по клубам, учудили бы что-нибудь далекое от закона, а потом еле добрались до дома, рухнув без сил в гостиной. Может быть, он чертов придурок, садист и плохой человек, но плохим братом я его назвать не могла. Как и никого из них. Иногда мне становилось грустно от того, что мама и отец так и не решились на еще одного ребенка. Хотелось бы и мне безусловную поддержку, мудрый совет и простые разговоры в ночи с кем-то кроме себя.
Я вытянулась в полный рост на диванчике, устремив взгляд в небо, вспоминая, как ворвалась в закрытый клуб сегодня днем. Черт возьми, какой позор. Неужели я действительно дралась с охранником? А кем был тот парень, угостивший коктейлем? С чего такая щедрость?
А не все ли мне равно?
Хотя это было опрометчиво. Не хотелось повторять. Тем более в одиночестве. Все-таки инстинкт самосохранения у меня был.
На кухне погас свет. Дом погрузился в мрачную темноту. А я так и осталась сидеть в саду, пытаясь игнорировать холод, скользящий по коже липкими мурашками. Летние ночи становились по-осеннему прохладными.
Глава 3. Матиас
Луиза всегда была серьезной. Знала, что сказать и как поступить. Почему-то от нее никогда не ждешь чего-то неправильного, ей всегда с легкостью веришь. Пусть и я должен был стать главой семьи, она всегда оказывалась права. Поэтому, когда Луиза Перес заявляется на порог с серьезным лицом и говорит, что что-то случилось, этому всегда веришь.
Мне хватило десяти минут, чтобы переодеться и принять душ. Луиза на кухне с непривычной резкостью помешивала кофе на плите. Кажется, она нервничала: поджимала плечи, постукивала ногтями по столешнице, качала головой, а когда я подошел, вздрогнула. Я не знал, что случилось, надеялся только на то, что это не из-за Тайфуна или предстоящей свадьбы. Пусть я и вел себя как полный придурок с сестрой последний год, но я был готов убить того, кто посмеет ее обидеть. И я знал, что она сделала бы то же самое ради семьи. Вот только это моя обязанность – ее защищать. А я все просрал, позволил
