было сложено несколько песен. «Малороссияне, как известно, народ поэтический и любят перекладывать на песнь всякое мало-мальски интересующее их событие или происшествие», – говорил о своем народе бывший крепостной А.В. Никитенко. Вот одна из тех песен, в которой говорится именно о расправе над помещиками:
Ой, хотели Базилевцы весь свет пережити,
Да не дали турбаевцы им веку дожити.
Изобрали Базилевцы велику громаду
Кличут сестру Марьянушу к себе на параду:
«Порад, сестра Марьянуша, як ридная мати,
Як бы нам турбаевцев под себя подобрати?!»
– «Браты мои риднесеньки, не велю займати».
Ох и пришли турбаевцам из Сенату листы
Шоб выбыли Базилевцы, шоб ни було и висты.
У той Марьянуши весь двор на помосте,
Приехали тураевцы к Марьянуше в гости.
«Одсунь нам, Марьянуша, викно и оболоне!»
Ударилась Марьянуша об полы руками:
«Браты мои риднесеньки, пропала я с вами!»
Оступили турбаевцы весь двор с колами
Ой на гори посеяно, а в долине жато.
Не померли Базилевцы, а лебонь[12] их побито.
У Киеве огонь горит, а в Полтаве дымно.
Як выбыли Базилевцы всем панам завидно.
В Киеве на Подоле рассыпаны орешки.
Думали Базилевцы, то козацкие смишки[13].
Самоуправление в селе Турбаи продержалось целых четыре года: русское правительство было занято войнами с Турцией. Лишь в июне 1793-го в село вступили карательные войска с двумя пушками. Расправа была жестокой. Руководителей повстанцев – Степана и Леонтия Рогачки, Мусия и Манойло Пархоменко, Павла Олеференко, Василия Назаренко и Григория Величко – суд приговорил к смертной казни, которую затем заменили 100 ударами плетью каждому и пожизненными каторжными работами в Тобольске.
Всего к различным мерам наказания суд приговорил около двухсот человек, в том числе 14 женщин.
Стремясь уничтожить даже память о восстании, Екатерина приказала переименовать село Турбаи в Скорбное, а крестьян переселила в степи Херсонской и Таврической губерний.
Идеальный помещик
«Лучшей судьбы, чем у наших крестьян у хорошего помещика, нет во всей вселенной», – утверждала Екатерина II.
Пётр Петрович Семёнов-Тян-Шанский[14], родившийся в 1827 году, описывал своего деда как пример идеального помещика екатерининского времени. При этом он ничуть не скрывал достаточно неприятных отрицательных черт, свойственных каждому крепостнику. Вот что он писал: «Дед мой вставал летом с зарею и на своих беговых дрожках бывал уже в поле при выходе крестьян на работы. Управителей имениями он не держал. Ближайшими помощниками его были сельские старосты, но кроме того при нем обыкновенно состоял какой-нибудь смышленый юноша, которого он посылал со своими
Вводное слово, что-то вроде «небось».
То есть шутки.
Предки Петра Петровича были просто Семёновыми, приставка «Тян-Шанский» была пожалована ученому в 1906 году за его многолетние исследования Тянь-Шаньских гор.
