как мясную тушу. Я умру, но перед этим мне будет очень, очень больно.
Он наступил на снежный шар. Стекло лопнуло под чёрным каблуком тяжёлых армейских ботинок. Со странным наслаждением он хрустнул осколками и впечатал их, и серебряный снег, и блёстки в ковёр.
Этот шар я купила в Сочельник, когда мы уже знали, все знали, что отец, скорее всего, не доживёт до Рождества.
На короткое, острое мгновение во мне волной поднялась злость, и я посмотрела в маску подонка, который посмел сделать это. Он остановился, заметив перемену во взгляде, и громко хмыкнул. Глазницы, очерченные чёрной краской, были похожи на лезвия ножей. Чёрные губы – плотно сомкнутые – окроплены красным. Вот он, убийца во плоти, прямо передо мной. Он одет в чёрную водолазку-безрукавку, но руки всё же прикрыты компрессионными рукавами, какие носят спортсмены, почти от самых плеч, оставляя видимой лишь узкую полоску кожи – её цвета толком не разобрать. Он крепко сложён, высок и мускулист. Он весь был литым и чёрным, как дикая кошка, и двигался с кошачьей же мягкой грацией. Голова была скрыта под капюшоном. На бёдрах и ляжках – кожаные массивные ремни с креплениями под оружие. Его маска – мужское жестокое лицо с резкими точёными чертами, с чёрными впадинами глаз, с чёрной же полоской нарисованных неулыбчивых губ и хмурой, выпуклой складкой бровей. Больше я не могла разглядеть ничего. Только большой серебристый нож в левой руке. Самое главное, пожалуй. Потому что им меня будут убивать.
Я слышала его неожиданно лёгкое дыхание, хотя всегда считала, что маньяки и потрошители должны дышать тяжело и нахраписто. Он должен быть отвратительным, как все они, но в нём не было ничего такого. Он внушал лишь ледяной ужас, застывший привкусом железа на кончике языка, который я до крови прикусила. И захотелось оглушительно закричать, чтобы всполошить всех соседей, но вместо этого я слабо засипела. Под маской убийца понимающе усмехнулся.
Меня никто не услышит. Помощь не придёт. Этот дом станет моей могилой, потому что смерть стоит напротив. Он как сама неизбежность, неотвратимость судьбы, насмешка очень злого рока и очень короткой судьбы. Моя жизнь принадлежит ему, хочу я того или нет. И неважно, что было до него, ведь после не будет ничего.
Он шагнул ко мне, одной рукой схватил оба запястья и рывком поднял с пола. Я застонала от боли в плечевых мышцах, но стон быстро перешёл в рыдания, когда он встряхнул меня и с размаху вжал спиной в стену. Сверху убийца навалился на меня бедром и коленом, поднял руки – свою и мои – над головой. Мне под грудь он положил холодный нож и склонился так низко, что я слышала через маску его тихое дыхание.
Как это будет? Быстро или мучительно? Он будет издеваться перед тем, как всё кончится? Ходили слухи, что друзьям Кейси вырезали глаза и отрезали языки. Я жалко заплакала, отвернув лицо от чудовищной маски. Но он молча отнял нож от груди и приподнял лезвием мой подбородок так, чтобы я посмотрела в его маску.
Он тоже отрежет мне язык? Изнасилует перед смертью? На что он пойдёт? И к чему мне готовиться?
Никогда
