в ванную. Когда вышла оттуда, о перенесенной обиде говорили только немного покрасневшие глаза. Она выглядела совершенно спокойной, и можно было подумать, что все в порядке. Но потом разглядел за спокойствием холодную отчужденность.
– Ты все еще дуешься на меня, моя жгучая брюнетка? – перебросил мосток к примирению. Заглянул виновато в ее черные глаза, обнял за худенькие плечи.
– Нет, – удивленно округлила глаза. Отстранилась. – А что, разве тебе это действительно интересно?
«И когда она приобрела эту дурацкую манеру таращить глаза?.. Чем-то ты ей не нравишься, Седов… Чем? Тем, что часто сматываешься, оставляешь их одних, забываешь о маленьких семейных событиях?.. „Все, – говорит, – ездишь, ездишь, мельтешишь…“ Ну и что? Один, что ли такой? Многие мотаются по командировкам. Двадцать первый век. Скорости, миграции. Кто куда, кто зачем… А я куда? Вот сейчас куда ты, Седов? Писать о событии, к которому ты лично не имеешь ни малейшего отношения? Кроме чисто профессионального, конечно. Писать о человеке с интересной судьбой? Должно быть, с интересной. Со своей. Он устраивал ее, свою судьбу, как умел, а ты? При чем здесь ты?.. Может, права Ольга? Вся жизнь из осколков чужих судеб, из которых не составишь свою. Сменяют одна другую, как в калейдоскопе, – разные, пестрые, а ты приник к глазку трубки и крутишь, крутишь, крутишь ее – зыркаешь. Исследуешь, описываешь, негодуешь, восхищаешься… Экономика, технологии, рекорды, завалы, люди, судьбы, радости, жалобы – все сплелось в один клубок, перепуталось, перемешалось в одном водовороте. И несется с ревом на тебя масса информации, грозя, как неукротимый горный поток, свалить, смять, исковеркать и, безвольного, помчать по течению, а тебе надо, ты должен идти и против течения, исходить его вдоль и поперек, ловя, как коряги, несущиеся на вспененной поверхности факты, обрывки чьих-то мыслей, и составить из разной галиматьи какое-то свое мнение, сформулировать какие-то собственные выводы. Не просто это… Дай бог, кажется, хотя бы не утонуть, удержаться на плаву. И не сдаться, не перестать сопротивляться течению, подбирая лишь то, что оно подсовывает под руки… Ты не сдаешься. Стараешься не сдаваться. Но вот… Некогда заняться своей судьбой. А надо бы… Расклеилось в ней что-то. Жена вон совсем почужела, посварливела, ворчит все, недовольна чем-то… Нда-а… Ну, а как это – заниматься собой, своей судьбой? Устраивать собственный быт, плодить детей, зарабатывать награды? Или достаточно заниматься своим делом? На совесть… Но я и занимаюсь им, не сачкую. И все бы ладно, да вот поди ж ты – приходится оглядываться на нее – на собственную судьбу. Тащится сзади шавкой, прикладывается носом к штанине, принюхивается и пугливо останавливается или шарахается в сторону, встретившись с твоим пренебрежительным взглядом. А чего она тащится за тобой – куснуть целится да не решится?.. Совсем не страшная вроде – моська жалкая, пни – рассы—плется на истошный визг, а бог ее знает, что у нее на уме. Вот и оглядывайся…»
