плюем ей в душу, загаживаем ее ради таких вот охламонов, ради того, чтобы угодить, чтобы удовлетворить их, видите ли, растущие потребности. И мы плохо кончим, мы утопим в дерьме их потребностей всю цивилизацию раньше, чем успеем слетать разок-другой в какую-нибудь соседнюю звездную систему. Не прельщает меня, черт возьми, такая перспектива, – стукнул он себя кулаком по коленке. – Ведь это что-то противоестественное, это просто не по-русски – все жрать, жрать и жрать, и требовать еще больше жратвы. Русским в массе своей, в принципе всегда требовалось жизненных удобств и удовольствий не так уж много, и чуть только их становилось больше, чем надо нормальному человеку, – даже самые высокопоставленные и избалованные начинали с жиру беситься, брыкаться, чудить. Да и Запад вон… по той же причине дурью мается. Катится в тартар. Метит, кажется, в последователи Содома и Гоморры… Для нас всегда важнее было душу утешить, сохранить ее в чистоте, а не пузо набивать, не тело холить.
Семеныч был не в духе.
– Злой вы какой-то сегодня, Владимир Семеныч, – покачала головой Тамара. – Ой, какой зло-ой!
– Я, по-твоему, злой? – удивленно вскинул брови Семеныч. – Не-ет, я-то не злой. Злой тот, кому на всех наплевать, кто живет только самим собой, а я… я, может, наоборот, добрый. Вот Пыхтун – злой. И Трошкин злой, хотя внешне – сама благовоспитанность и христианская смиренность.
– Ну ладно, ладно, Семеныч, – рассмеялась Зоя Владимировна. – Что ты надулся? Пусть все так, как ты говоришь. Только зачем человека-то обижать, пока он ничего плохого…
– Да терпеть его не могу! – раздраженно сказал Семеныч. – Аллергия у меня на него, условный рефлекс: как увижу – в горле першит. Ему бы только травку бесхлопотно пощипывать да размножаться. Как козе какой-нибудь. Но от той хоть польза: молоко, шерсть, мясо дает. А этот к чему?.. Пропихивать в сознание читателей поганые идеи столичных либералов-рыночников, которые через него транслируют их населению области? Он ведь и идеи эти использует, как безмозглая скотина. Только потребляет: хрум, хрум – и все. А что из этого выйдет – мысли нет.
– И пусть себе пощипывает травку-то, пусть хрумкает, – сказала добродушно Зоя Владимировна. – Тебе-то что? Мешает он разве?
– Не мешает? – спросил Семеныч.
– Не мешает, – подтвердила Зоя Владимировна.
Будто сигнал ему посылала: успокойся, побереги себя и нервы. «Не мечи бисер…» – — говорила ему мысленно, напоминая о том, что говорила не раз прежде. Между ними шел только им понятный диалог. И он понял ее, она его убедила.
– Ну и ладно, и пусть пасется, – согласился он. И даже примирительно улыбнулся, хотя по лицу пробежала тень, в сузившихся глазах мелькнули жесткие огоньки. – Никому не мешает. И мне не мешает.
Пищи жирной, пищи вкусной
Даруй мне, судьба моя,
– дурашливо запел он на манер частушки,
