опускаюсь на землю и, пошатываясь, дохожу до толпы спасшихся и зевак. Осколки и лохмотья лежат, горят, кажется, на всех улицах в округе.
Вместе мы наблюдаем, как разрывается генератор и длинные струи огня, куски металла, гнутые каркасы, летят по небу, оставляя тяжелый дымный след. Падают, крошатся, создавая много шума. Обглоданный винт вывалился и упал на мостовую, оставив глубокие рытвины в раскрошенном до земли камне.
Я почему-то обнимаю Рчедлу и вытираю свои глаза, пытаясь избавиться от рези.
Электростанция осталась лишь в трех этажах.
Мост, ведущий от нее, соответственно, рушится. Каждые его кирпич за кирпичом валятся наземь, подпрыгивают, и успокаиваются в каком-либо положении.
Я вздыхаю, отходя от шока, пытаясь понять, что это было.
Рчедла, вся грязная, как и я, бросается мне в объятия, неизвестно почему.
– Спасибо. – Благодарю я ее.
Мы сидим у меня дома на каштановом диване. За огромным сплошным окном в виде плавного перехода из стены в потолок, за домами, виднеется коптящий столб дыма от нашего генератора. Пожарные тушат ее уже второй час. Всем работникам посоветовали разойтись по домам, отдохнуть и не вмешиваться. Раненых отвезли в госпиталь.
Только что пришла весть о смерти Куражира. Его размозженное, как фарш, тело, нашли под грудой кирпичей от разрушенного моста. Видимо, его похоронил мост, когда он полз по нему к столовой как по единственному спасительному пути (все лестницы внутри станции к тому моменту были снесены взрывом).
Еще одного человека – Брарму, не нашли. Ни его следов, ни одежды не осталось на месте происшествия, хотя он был на третьем этаже, когда произошел взрыв.
Рчедле обработали рану на месте и дали под мою ответственность довести до дому. Но домой она не захотела…
– Мне просто страшно.
– Я понимаю. Я тоже в шоке. Настоящем…
Мы пьем горячий перламутровый чай без сахара, печенья или чего бы там ни было. Я немного успокаиваюсь от его пряного мягкого вкуса.
– Я ведь чувствовал, что винт вращается не так.
– Ни в каких инструктажах, инструкциях, не сказано, что от перегрузки генератор взрывается. Вероятно, причина была не в этом.
– Мне все равно. Генератор теперь, а, следовательно и вся наша работа, люди, исчезли и превратились в груду искореженного металлолома и мяса. Значит, причина неважна. Плевать на причины. – Вздыхаю я, встаю, выдвигаю из стены титан для обогрева помещения и разжигаю под ним огонь. – Прохладно в доме.
Я роюсь в фанерном шкафу, достаю плед в горошек и накрываю Рчедлу.
– Спасибо, – говорит она.
Мы сидим молча и наблюдаем за дымом, как он клубится и кружится по спирали.
Стало темнеть, солнце зашло за тучу на горизонте, а затем и за горизонт. В свету заката дым кажется чем-то фантастическим, похожим на корчащуюся в предсмертной агонии
