ни было – настолько глупы, что, кажется, я никогда не смогу подобрать что-либо из их бесконечной безнадежной замкнутости. Молчание, вроде бы, чем-то нужно заполнить… но сердцем осознаю, что это молчание заполняется самим собой и не нуждается в заполнении. Мы смотрим друг другу в глаза, и мне в голову приходит размышление о том, сколько же в мире бессмысленных и неуместных слов и вещей, но все же, они действительно существуют во всем этом мировом безобразии ради самих себя. А я продолжаю молчать, так и не подобрав слов.
– Я чувствовала все, – внезапно и с улыбкой говорит она, не отрывая от меня взгляда. Сейчас она кажется действительно красивой, хотя по своей природе является просто симпатичной, и не более. Сейчас же она… она… будто преобразилась. Большинство людей преображается после секса.
И я вновь, уже как бы по привычке, свожу все к тому, что люди преображаются в сторону своей натуральности. Вот теперь она прекрасна… – повторяю про себя.
– Как это? – спрашиваю я.
– Мне хорошо. Я чувствовала всего тебя и поняла, что ты действительно запутался в жизни.
– Я не понимаю, как это можно ощутить?
– Да это уже неважно. Это твой мир, ведь так? – Спрашивает Рчедла.
– Ну да, – чуть задумавшись, отвечаю я.
– Просто я подумала, что я могу открыть тебе кое-что, чего ты не знаешь, здесь, в этом мире. Пойдем?
– Это, конечно, прекрасно, – игриво склоняюсь над ней я, гладя ее бархатные плечи, – но давай утром. Я сейчас не намерен никуда идти. Давай лучше поваляемся чуть-чуть, а потом съедим что-нибудь?
– Давай. – Она вдруг улыбается еще шире и, кажется, я начинаю падать в ее глаза.
– А ты замечательный антидепрессант! – Улыбаясь, говорю я, – знаешь, ты сейчас просто прекрасна. Тебе говорил это кто-нибудь?
– Нет.
– Так вот знай, – я снова устремляюсь взглядом на луну, ползущую все выше и выше. В квартире теперь так светло, что можно хоть газету читать.
– Сейчас?
– Что?
– Ты сказал – сейчас прекрасна, а вообще?
– Тебе действительно важно это знать?
– Не то, чтобы очень.
– Вообще – довольно симпатичная, а сейчас – прекрасная. Понимаешь?
– Да. Только ты не думай, мне не обидно. Просто адекватизирую свое восприятие. Что-то вроде поиска обуви нужных размеров…
– Ясно.
Счастье ли это? Не знаю, но, по крайней мере, нечто свежо-необычное. Иной характеристики не подберешь. Так уж устроен мир: мужчина – опустошается, а женщина – наполняется. Главное, что обоим хорошо, а уж форма проявления этого «хорошо» остается всего лишь формой… Содержание – каким бы оно ни было – остается содержанием.
Секс – это просто секс, а уж каким содержанием я его наполняю – это уж как мне
