популярность среди ее же шумных друзей пострадает. Но Шэрон-то думает совершенно иначе!
Вздохнув, я стучу в дверь Шэрон. Разговор будет не из легких. Она смотрит на меня заплаканными глазами.
– Шэрон, давай все обсудим.
– Что тут обсуждать, – она опять начинает плакать. – Ты просто не понимаешь.
– Так помоги мне понять, – говорю я, усаживаясь к ней на кровать. – Ведь у нас с тобой одна общая задача.
– Неужели?
– По крайней мере мне хотелось бы на это надеяться. Как тебе кажется, – я начинаю читать то, что я записал в «туче», – «чувствовать себя в семье хорошо» годится для общей задачи? Я хочу этого, и ты хочешь этого. Правильно?
Она не отвечает. Я продолжаю:
– Я понимаю, что для того, чтобы ты чувствовала себя в семье хорошо, ты должна быть популярной среди своих друзей.
– Дело совсем не в этом. Вопрос не в популярности. Как ты не понимаешь, что у меня есть свои друзья? Я не могу быть исключением. Знаешь, как важно, чтобы тебя принимали на равных.
Я не вижу в этом никакого противоречия с тем, что записал раньше, но, помня инструкции Ионы, не спорю. Зачеркиваю то, что написал раньше, и записываю: «Шэрон принимается на равных ее друзьями».
– Ты это имеешь в виду?
– Приблизительно.
На данном этапе и это хорошо. Продолжаю:
– Для того чтобы тебя на равных принимали твои друзья, ты должна, как я понимаю, вернуться домой с вечера около двенадцати.
– Я должна вернуться домой после того, как вечер закончится. Я не могу уйти раньше. Это то же самое, как встать и во всеуслышание объявить: «Я еще маленькая девочка. Вам не следовало меня приглашать. Не обращайте на меня внимания». Папочка, ну разве непонятно?
– Хорошо, что я должен сюда написать? – спрашиваю я.
– То, что ты написал, нормально. Вечер закончится до двенадцати. Я не вижу в этом проблемы. Тебе пора понять, что я уже выросла.
– Да, Шэрон. Я это понимаю. Но для того чтобы чувствовать себя в семье хорошо, я должен обеспечить твою безопасность.
– Это я понимаю.
– Поэтому я и хочу, чтобы ты была дома до десяти.
– Но разве ты не понимаешь…
– Я все понимаю. Давай не будем спорить о десяти или двенадцати. Дело не в этом, а в твоей безопасности и в том, что тебе нужно, чтобы твои друзья принимали тебя на равных. Давай рассмотрим, что заставляет нас думать, что возвращение в десять часов необходимо для обеспечения твоей безопасности, а в двенадцать – для того, чтобы тебя принимали твои друзья…
– Не вижу, каким образом то, что я вернусь поздно, связано с моей безопасностью, – начинает спорить Шэрон.
– Не видишь?
