белеет парус их прогулочной яхты. Он нежно обнимает ее за тонкую талию, целует в разгоряченное плечо, шепчет слова полные любви и восторга…
Вздохнула печально, отложила агитки на столик возле кровати, сунула за щеку мятный леденец. Снова перед ней убогая темная комната, убогий покосившийся, старый дом, убогая судьба в убогом месте, где прошла убогая жизнь, полная убогих, серых будней…
Внезапно лунный свет задрожал, заклубился, и из него в самой глубине комнаты явилась маленькая, сгорбленная старушка, словно сотканная из тех же призрачных нитей. Она потянула к ней свои сухонькие ручонки и просипела:
– Ленина. Дайте мне Ленина.
– Что это? – воскликнула бывшая учительница, вдавливаясь спиной в подушку, – Прочь от меня, прочь!
– Ленина… Верните мне Ленина…
Элеонора Григорьевна быстро сняла очки, протерла, водрузила на место, но видение не исчезло. Даже наоборот, оно значительно выросло, контрастно очертилось и двинулось прямо на нее, протягивая вперед свои растопыренные, кривые пальцы. В жизни учительница не видела ничего подобного. Никогда серьезно даже не задумывалась о том, что на свете вообще может существовать нечто такое, потустороннее, нематериальное, можно сказать, ненаучное. В школе, а затем в институте уверенно убеждали, что Бога нет. Весь мир вокруг есть сплошная материя. Именно из нее состоят все реальные формы жизни. Отсюда следовал неизбежный вывод, что все зависит только от самого человека. Твори, как можешь. Живи, как знаешь. В кино, правда, пару раз мистические сюжеты проскальзывали, по рассказам от кого-то про нечто подобное слышала, фантастическую литературу иногда читала, но возможно ли в это поверить?
И вот оно стоит перед ней. Наяву. Хрипит и протягивает страшные руки. Все ближе и ближе, ладони все шире и шире. Сейчас схватит за голову и раздавит как спелую сливу.
Вокруг темная, глухая ночь. Жуткий вой за окном стелется. Луна призрачными сетями опутала комнату.
Крик замер на губах материалистки. Дыхание перехватило. В висках треснуло.
Вот она смерть как выглядит. Глаза черные, бездонные. Могильная тьма в самую душу окунулись, седые всклокоченные волосы змеями извиваются.
В ужасе скатилась Элеонора Григорьевна с кровати, бросилась в дальний угол, захотела в шкафу спрятаться, но старуха уже там стоит, склонилась над ней, разверзла беззубую пасть:
– Дайте мне Ленина… – просипела натужно и смертельным холодом овеяла.
Сжалась учительница в комок, протиснулась между книжными пачками, уперлась спиной в стену. Некуда дальше скрыться от ужасной старухи. Ни щелочки, ни норки, ни трещинки маленькой. Одни книжки бока стискивают. Схватила учительница первую, под руку подвернувшуюся, и из последних сил бросила прямо в середину раздувшегося во всю ширину шкафа лица.
– Уйди от меня… Не надо… – надрывно пискнула тоненьким голоском.
– Ах… – печально
