на ней и словно откровенно рассказывала о желаниях сердца. Губы девушки, точно нечаянное облачко на заре, обещали бесконечную череду ясных летних дней. В горделивой посадке головы, в манере поведения, сдержанной и грациозной, было что-то изящное и пленительное. В ее карих зрачках, насквозь прозрачных, почти бездонных, светились ум и лукавство. Они смотрели так, что нельзя было отвести от них взгляд. Словно говорили о том, о чем молчали уста. Мол, вот она – я, вся перед вами. Ну, так попробуйте же, возьмите меня! Это – так легко и просто. Стоит только захотеть, и я – ваша! Но, протянув руки навстречу чудесной иллюзии, сравнимой с плавным кружением падающего снега, и, ощутив его легкое прикосновение кожей, вы вскоре и сами безмерно удивились бы собственной наивности. Превратившись в теплый пар, хитросплетения небесного промысла навсегда исчезли бы из поля вашего зрения.
Все это Николай без труда прочел на лице восхитительной кокетки и искренне посочувствовал тем неосторожным глупцам, кто, однажды попавшись в искусно расставленный капкан, превращались из ловчих в дичь. Он был не из их числа. Прекрасный пол, как ни странно для молодого мужчины, казалось, мало интересовал его. Скорее наоборот. Высокий и статный, спортивного телосложения, он сам был и тайным, и явным предметом обожания для многих девушек и молоденьких женщин. Вероятно, оттого, что ему не стоило большого труда обольстить любую из них, Николай не особенно ценил баб. Все его отношения с ними сводились к одному и тому же конечному результату. И он, которому ничто человеческое не было чуждо, охотно выполнял свое мужское назначение, предписанное матерью-природой. Когда кто-нибудь из его друзей или знакомых произносил слово «любовь», лицо его становилось непроницаемым, и только по легкой морщинке на лбу угадывалось недоумение. Юрский, как и многие его сверстники, не однажды увлекался какой-нибудь очередной симпатичной особой, и даже на короткое время испытывал состояние влюбленности, которое очень скоро проходило, не оставляя в его душе никакого следа. Но страсть к любимой! Этого на своем коротком веку он пока что не испытал.
До двадцати пяти лет отроду – аспирант, Николай Юрский преподавал на кафедре геологии. В институте муссировались разные толки о якобы необыкновенных приключениях, которые выпали на его долю в одну из вылазок в тайгу. Это интриговало и настораживало студентов.
– Золото! Почему именно золото стало эквивалентом денежной массе государства?
– Только не российского! – громко сказал кто-то из студентов и спрятался за спину впереди сидящего товарища.
– Во, замутил! Чернильница! – возразил ему другой.
Послышались смешки. Второкурсники галдели, точно первоклассники.
– Я вас умоляю! – продолжил Юрский
В аудитории снова воцарилась тишина.
– Спор о философском камне требует к себе уважения. Нельзя превращать его в базар. Один философ сказал:
