о чем-нибудь другом.
Все-таки стукнув по неподдающейся шкатулке, я расставила жаровни полукругом и, как жрица огнепоклонников, села в центре, радуясь теплу. Несмотря на апрель, в Лизарии было сыро и промозгло. Как только воины металлические доспехи носят и не болеют? На таком ветру даже поддетая стеганка ведь не спасет…
Из-за горящих внутри углей жаровни напоминали огненных драконов, готовых выдохнуть пламя. Эти маленькие бронзовые обогреватели появились в шатре Йарры из-за меня. Равно как и шкуры на полу, и теплые одеяла, и небольшое возвышение, на котором теперь стояла кровать. В первый мой, так сказать, визит, походное жилище графа практически ничем не отличалось от палатки простого пехотинца, и большую часть ночи я, завернутая в плащ, просидела у Йарры на руках, дожидаясь, пока шатер прогреется. Впрочем, холод совсем не мешал графу целовать меня.
Он понимал, что пугает ее – несдержанностью, желанием, силой объятий, в которых девушка не могла шевельнуться, в конце концов, тем, что перенес ее за сотни лиг от дома, – но остановиться не мог, наслаждаясь нежностью припухших от его поцелуев губ, шелковистостью рта, заигрыванием с ее острым язычком. Ее вкус, ее запах, прерывистый вздох, когда его рука пробралась сквозь слои одежды, влага на пальцах сводили с ума:
– Лир-ра…
– Демонов вызываешь?
– Ой… Добрый вечер! – вскочила я.
– Здравствуй, Лира.
Бросив дублет на спинку кресла, Йарра шагнул ко мне. Обнял, желая поцеловать, и недовольно нахмурился, когда я отвернулась.
– Что не так?
– От вас лошадьми пахнет… Очень. Простите…
– Хочешь сказать, мне нужно помыться? – скупо улыбнулся граф. Сжал мой подбородок, заставляя поднять голову, и все-таки поцеловал – жадно, крепко, сминая губы и ловя дыхание. Чуть отстранился, забавляясь моим смущением:
– Ты краснеешь, как пансионерка на первом свидании.
Потом заметил след, оставшийся от щетины:
– Пожалуй, побриться тоже не помешает.
Я сидела спиной к раздевающемуся графу и, светя кончиками алеющих ушей, представляла, как он снимает рубашку, сапоги, брюки… Несмотря на то что мы спали вместе, я по-прежнему ужасно стеснялась его и своей наготы. Нет, я спокойно стояла неглиже перед зеркалом, пересчитывая свеженабитые и старые синяки, но раздеваться перед Йаррой по-прежнему было стыдно. Тем более что он почти никогда не разрешал гасить свечи…
– Лира, – окликнул меня граф, – ты умеешь брить?
– Умею, господин, – повернулась я и зажмурилась, закрыв глаза ладонями. – Вы не одеты!
– Знаешь, твое избыточное целомудрие раздражает, – проворчал Йарра, оборачивая бедра полотенцем. – Ты уже давно не в монастыре. – Сел на табурет. – Ну? Мне тебя долго ждать?
Мыло для бритья пахло еловой хвоей и лавром. Помазок я не нашла, и пену пришлось наносить руками, осторожно касаясь мужских щек, подбородка, места над верхней губой.
– Я не кусаюсь.
