полоску сатиновые трусы.
– Процесс у нашего маклака, вижу, пошел? – поинтересовалась вернувшаяся женщина лет пятидесяти с поблекшим и затасканным в дорогах лицом со следами остаточных похмельных явлений.
– Еще как пошел! – Шустрик довольно осклабился.
Нисколько не покоробило Ваню то, что его открыто обозвали спекулянтом. Еще в бытность свою старшинскую он умудрялся толкать на рынке солдатское мыло, наволочки и простыни…
– Ну и чудно! – на женском лице проступила улыбка. – Сейчас мы на пару продолжим растить нетрудовые доходы…
С каждой проданной бутылки Евдокия Тарасовна имела свою долю в два рубчика. Поначалу женщина отнеслась к предложению своего чересчур предприимчивого пассажира с вполне объяснимым и имевшим быть место скепсисом:
– Ты имеешь наглость толкнуть водку друзьям за три цены?
– Они мне не друзья. Если на плечах нет головы, то…
В двух словах Шустрик обрисовал стоявшей у вагона толстой тетке всю намечающуюся картину. В дороге парни все опустошат, так или иначе, начнут искать спиртное, суматошно бегать по всему составу, ломиться в служебные купе давно спящих вагонов. В итоге они пойло найдут, но оставят гроши чужому дяде.
– Соображаешь, – Евдокия Тарасовна одобрительно хмыкнула.
По большому-то счету, возникающие промеж молодых людей взаимоотношения лично ее ни с какого боку не касались. Свою личную выгоду она блюла, остальное – не ее забота.
– Те що, – лукаво прищурилась она, – мало платыты?
– Деньги лишними не бывают…
Изобразив на лице значимость, Иван многозначительно качнул коротковатым и покрытым волосиками указательным перстом. У него впереди намечались приличные расходы, поэтому он и решил толкнуть два ящика водочки, чтоб создать для себя определенный задел. В Киеве, если все сложится, как он задумал, Шустрик хотел прикупить, а потом спекульнуть еще четыре ящика.
Моральная сторона вопроса Ваньку нисколько не беспокоила. Почти всех учившихся вместе с ним ребят он недолюбливал и в основной своей массе презирал. Пока Шустрик ревностно исполнял обязанности старшины курсантской батареи, он частенько и вполне откровенно издевался и измывался над простыми курсантами, над теми, в коих не чувствовал способности и силы к отпору.
Конечно, к концу третьего курса ситуация в корне изменилась и не в лучшую для него сторону. Пришлось Ванечке поменять всю тактику и стратегию. Шустрик не гнушался и тем, что кое перед кем заискивал, подхалимничал, ища в них поддержку и опору.
И все едино на выпуск он не пошел из-за предохранительных побуждений. Боялся Ванька, что «начистят» ему рыло от души его друзья-товарищи по старой памяти…
Вернувшись в свой вагон, Григорьев нашел Рэма не сразу. Он прошелся из одного конца в другой, случайно заметил друга, когда проходил мимо купе проводников. Дверь неплотно прикрыли, и через тонкую
