выделил, а мне мерина сменял. От сердца оторвал, можно сказать. С кровью. Зато теперь он середняк-однолошадник, и от классовых претензий новых властей взятки гладки.
Овса мешок, сена пук, яиц с коровьим маслом, хлеба подового два каравая, сала шмат, картохи котомку, луку с чесноком. Английский карабин с одним магазином и сотней родных патронов. Чемодан фанерный, пустой, под наше барахло. Вот и вся сделка.
В откат «административному ресурсу» пошла лиловая венгерка на каракуле – Тришкиной бабе трепливый рот заткнуть. Пригрозили строго, что если вякнет что кому, так товарищи сразу же у нее эту венгерку и отберут, потому как казенная вещь. Впрочем, та и сама была рада сбагрить нас подальше от мужа даже и без полюбившейся ей венгерки. Очень уж сильно приревновала она мужа к Наталии Васильевне. На пустом месте. Ну, это у баб водится. Сама себя спросит. Сама за вас ответит. Ответ ей не понравится. И приходите вы домой в самый разгар скандала. Ни сном, ни духом даже – на какую тему.
В первый день отпуска помимо продажи дома пришлось решать параллельно с подготовкой к свадьбе кучу дел хотя и мелких, но обязательных. Отдать долги, забрать долги. Не стоит оставлять за спиной обиженных на тебя людей. Даже если сюда мне уже никогда не вернуться.
И конечно – пациенты. Куда от них деться сельскому медику? Разве что пользовать их пришлось практически на бегу.
Только к ночи и приткнулся, усталый, на свою медную кровать. Никак не ожидал, что будет столько дел, и все срочнее срочного.
Наталия Васильевна весь этот день провела дома за кройкой и шитьем, подгоняя по фигуре обновки от Шапиро и перетряхивая мои сундуки.
И стирку всю взяла на себя.
И ужин для меня приготовила, лапочка.
А вот в постели удивила, произнеся суровым голосом:
– Завтра ты перед Богом и людьми станешь моим мужем, и, как мне ни жаль, но «половые эксперименты» нам придется прекратить.
С меня весь сон слетел разом.
– Это с какого-такого бодуна?
– А ты разве не понимаешь? – Милосердная сестра сделала круглые глаза.
– Нет, – ответил ей искренно.
– Я, как хорошая христианка, обязана покаяться завтра на исповеди о наших «половых экспериментах». Отбыть епитимью, которую на меня наложит батюшка, и больше так не делать, ибо грех, который отпущен на исповеди, при повторе становится большим грехом, так как я уже покаялась в нем перед Богом и обещала больше так не грешить.
Редкие слезы покатились по ее щекам.
– Я же говорила, – продолжила она срывающимся голосом, – что и без свадьбы нам хорошо. Да, наши отношения – блуд. Но в нем покаяться можно будет когда-нибудь потом. А теперь придется уже утром.
Она такая разнесчастная сидела на кровати в одной ночной сорочке, что мне ее стало жалко. Но в то же время намного больше было жальче себя, которого
