издание Нового Завета с молитвословом и протянул этот томик баронессе.
– Найди это здесь. В словах боговдохновенных, – подпустил в голос торжественности.
Знал бы, во что это выльется, хрен бы стал провоцировать баронессу на такую разводку. Полночи, вместо того чтобы наслаждаться друг другом в «половых экспериментах», в последнюю, как выяснилось, дозволенную для них ночь, сидели за столом у керосиновой лампы два дурных полуночника в исподнем и торопливо в четыре руки листали Библию в поисках православной Камасутры.
В этом времени никто, кроме нескольких продвинутых товарищей, не знает, что идеология важнее всего. Во всем. Вот и тратил я время на идеологическую обработку женщины начала ХХ века, а то действительно заставит меня Наталия Васильевна трахаться миссионерским бутербродом. Силы воли ей не занимать при определенном идеологическом настрое.
Перекопали мы весь Новый Завет, включая Апостольские послания, и ничего, кроме осуждения блуда, не нашли. Никаких рекомендаций по позе, в которой Бог велел «плодиться и размножаться».
Из Ветхого Завета пришли на ум только осуждения Онана и гомосексуализма. Больше ничего в наших памятях не отложилось.
Припомнив судьбу Содома и Гоморры, я вдруг ясно осознал, что Господь Бог – гомофоб. Таким образом, вся толерастия двадцать первого века дана нам от Антихриста.
Общий консенсус был найден с третьими петухами. Завтра каяться будем только в блуде, в котором мы прожили последние дни. Без какой-либо конкретизации. Нечего престарелому отцу Мельхиседеку устраивать эротическое радио в две программы.
Венчание в храме прошло как предписано. Не длинно, не коротко, в самый раз. Отец Мельхиседек, как тонкий психолог, чувствовал настроение паствы очень хорошо. А паства уже активно чесала носы в предвкушении дармовой выпивки.
Да и на исповеди не стал он устраивать мне инквизиции, удовлетворившись лишь именным перечислением повседневных грехов, среди которых мы с баронессой запрятали слово «блуд». Отпустил нам грехи и велел идти и больше не грешить. Даже без епитимьи.
Между исповедью и венчанием мы свезли все, что нам пригодится в дороге, на Тришкино подворье, где уже стояли наши лошади и плетеный тарантас.
По ходу пьесы уговорили Тришкину жену постелить нам на сеновале. Чтоб ночью не стеснять никого.
– Да не по-людски это как-то… – удивилась та, – в первую брачную ночь – и на сеновале? Будто у вас дома нет.
На что ей было с апломбом заявлено, что дома у нас уже нет – этот дом уже ее, а на сеновале нам нравится.
Пожав покатыми плечами, крестьянка понесла в руках свой большой живот в избу – подавать нам обед.
Венчался я в парадном мундире полкового фельдшера, с медалями и погонами кандидата на классный чин. Для селян и широкая «сопля»[25] вдоль погона – признак большого начальника. Отставных унтеров на все село – раз-два и обчелся.
Наталия Васильевна стояла перед аналоем в скромном платье с белым передником и косынке сестры милосердия.
«Сопля» (
