революции вино.Продай имение. Писать мне суждено.
Страну равняли вы лесоповалом,
И гения пождать просили мало,
И революция давно
Пурпурно-красных лилий ожидает.
Во рту у лагеря снежинка тает,
И красный стих, и красное кино.
Как стрелки, стрелочников ожидают
Суды, расправы и казенное бревно
Вместо креста. И мелкий бес летает.
1 июня 2009 года
НеСонеты
Я жду с упорством Сизифа опять,
Когда мне книжки привезут с вокзала,
Из типографии – то бишь поставят «пять».
И жизнь моя дороже пятака
Теперь едва ли, на который ни куска
Купить, ни на метро не хватит – мало,
Но без которого, я думаю, тоска.
Хотя не знаю – мутная река,
Летящая по краю Ойкумены,
Меня уж подхватила, но пока
Я голову держу, и с откровенным
Вниманием смотрю на берега.
Вот бабочка одна передо мной
Играет, вертится.
Другая за спиной.
Третья на плече,
Четвертая на третьей.
А пятых – пятых нету ни одной.
Их много так на пальцах белых рук.
И от часов без времени – их звук.
Меня зовут, конечно, Галатея,
А не Психея. Мне не люб паук.
Их много так на пальцах этих рук,
И береста, и пробочки, и звук,
И от чего сойти с ума – не знаю,
Как от всего. Опять «Весна без краю».
И майский день под Пасху не велит
Печалиться бессмертию, пиит.
Уносит все в последние мгновенья
Клепсидры бег; вот остановка, ход,
И Минотавра видно отраженье…
Вот новые считалки, поворот,
Как ясно все в последние мгновенья
Спектакля – и как Новый Век идет,
Летейской травки пенье островное,
И плеск ее, и смех, и как чужое
Безумие нас забирает в рот.
2008
Над постаментом – пустота.
Античности слепые дали.
И вновь в Тифлисе цинандали
И вечность – света маета.
Война пришла зимой в Тифлис,
Пришла домой в ветрах, воочью.
Но мы сегодня собрались
Не пить вино – смотреть, как ночью
Комета страшная встает.
И в свой черед чума идет.
Комета в Грузию пришла,
Раскинул Ангел два крыла,
Как темной ночью – свет в окне.
Война. Чума. И страшно мне.
Гудели липы… грозовым
Стал горизонт, и розовым
Предстало небо для двоих,
Застывших даже не в руке
Рука,
И голод взгляда их,
Застывший тоже на века,
Как всякий детский голод, чист
И грозен дистрофией, и
В забвенье страха, в знанье числ
Не тронули тела свои.
Две средневековые баллады
